– Что происходит?! – возмутилась одна из дам в шляпках. – Мальчик ничего не сделал!

– Хорошенькое «ничего не сделал»! Милиционера на пол повалил! – влезла вредная смотрительница.

– А зачем милиционер ему руку выворачивал? Вы не видели, а я видела! – заспорила дама в шляпке.

– Спокойно, гражданочка, – солидным баском ответил ей молодой человек. – Я лейтенант милиции Гуськов. Мальчик задержан по подозрению, как соучастник особо тяжкого преступления!

Дама сдвинула шляпку на лоб и по-мужски присвистнула.

– Сушите весла! – воскликнула она. – Дитя-рецидивист!

Блинков-младший не понимал, что происходит. То есть ясно, что сержант заговорил ему зубы, а сам послал вредную смотрительницу за Гуськовым. Но за что его задержали? Почему так зло и торжествующе смотрит Ларисик?!

А непонятное продолжалось. Блинкова-младшего повели не в служебные помещения музея, откуда прибегал полковник Агеев, а к главному входу.

Спускаясь по лестнице, сержант что-то убежденно втолковывал Гуськову. Наверное, объяснял, какого опасного преступника они задержали, потому что лейтенант в ответ отпускал замечания вроде: «Да ну!» и «Что ты говоришь!»

Блинков-младший со скованными за спиной руками шел впереди. Поднимавшиеся навстречу экскурсанты не обращали на него внимания – мало ли почему он заложил руки за спину.

У выхода из музея Гуськов для надежности отстегнул один браслет наручников с Митькиного запястья и защелкнул у себя на руке. Значит, поверил сержанту.

– Мы так в наручниках и по городу пойдем? – спросил Блинков-младший.

– Здесь рядом, – коротко ответил Гуськов и потащил задержанного по улице. Сержант шел сзади, как конвоир.

На них оборачивались прохожие. Кто-то позлорадствовал: «Сцапали голубчика!», а кто-то ахнул: «Детей в наручниках водят!» Такого позоpa Блинков-младший не испытывал еще ни разу в жизни!

По ту сторону улицы он заметил вывеску райотдела милиции. Гуськов с сержантом явно вели его туда. Стало еще непонятнее. «Особо тяжкое преступление», в котором подозревали Митьку, – это, конечно же, ограбление музея. Но при чем тут райотдел, если розыск по этому делу вел полковник Агеев? В райотделах, по-старому отделениях, милиции не служат оперативники в полковничьем звании. Агеев наверняка из МУРа.

Особняк райотдела был старым и замызганным. Краска на двери шелушилась. Справа от входа за исцарапанной перегородкой сидел дежурный, капитан милиции в форме. Он равнодушно поднял глаза на вошедших и снова уткнулся куда-то вниз. Похоже, на коленях у капитана лежала книжка.

Гуськов и сержант провели Блинкова-младшего по коридору и остановились у решетки зоопар-кового вида. За толстыми прутьями была клетка с дощатым помостом и окошком, закрытым издырявленным листом железа. На помосте валялись двое оборванцев с опухшими и синими, как баклажан, физиономиями. Один спал, а другой, сняв грязный зимний сапог, ковырялся между пальцев у себя на ноге. Заметив Блинкова-младшего, оборванец по-свойски ему подмигнул:

– Что, пацан, замели? По форточкам лазил или машины «раздевал»?

– Разговорчики! – прикрикнул на него Гуськов, отстегивая браслет наручников с запястья Блинкова-младшего. – Растяпа я, ключи забыл взять. Сереж, покарауль его.

И лейтенант ушел за ключами, оставив Блинкова-младшего под охраной сержанта Сережи.

Клетка выглядела чистой, но воняло оттуда, как из самой жуткой уборной. Ароматы явно шли от оборванцев. Митек понял, что это самая настоящая камера предварительного заключения и что сейчас его запрут вместе с преступниками. И оборванец это понял.

– Закурить есть? – спросил он.

– Не курю, – осипшим голосом ответил Блинков-младший.

– Скажешь мамке, чтоб принесла сигарет и хавки, – деловито потребовал оборванец. В его голосе слышалась угроза.

Блинков-младший оглянулся на сержанта. Тот с безразличным видом смотрел в сторону, как будто ничего не слышал.

А в конце коридора, позвякивая ключами, появился лейтенант Гуськов. Блинкова-младшего прошиб холодный пот. Нет, этого не могло быть! Чтобы его, одаренного подростка, единственного сына контрразведчицы и ученого-ботаника, бросили за решетку вместе с уголовниками! Чтобы он валялся на этом деревянном настиле, на котором, похоже, и спят не раздеваясь, и едят!

– Привыкай, – заметил сержант. – Теперь тебе долго придется на шконках париться.

– Что такое шконки? – спросил Блинков-младший.

– Нары. И вообще на чем спят.

Лейтенант подошел, держа в руке приготовленный ключ, взял Блинкова-младшего под локоть…

…И провел мимо страшной камеры. Ключом он отпер обычную дверь, за которой оказался обычный кабинет, только с решеткой на окне.

– Оставь надежду всяк сюда входящий, – продекламировал Гуськов, подталкивая Блинкова-младшего через порог.