Санитар Виктор снял халат, залез в кабину. Медленно поехали в сторону ворот.

– Как прошло? – не оборачиваясь, спросил Марк.

– Нормально, – ответил тот, что курил. – Отнеслись с душой. Сказали, вероятнее всего, последствия переутомления.

– Придется тебе молоко выписать, – хмыкнул Марк.

– От бешеной коровки, – добавил «больной». – Граммов полтысячи.

– Договорились, – кивнул Марк.

– А у тебя как?

– Неважно, – скривил губы Марк. – Грязновато получилось. Можно было и поаккуратнее.

– Самокритично!

– Забейся в щель и молчи! – бросил через плечо Марк. – А то пацаны на входе удивятся, чего это ты так оживился… А в следующий раз ваньку валять я буду, а ты с «пушкой» пойдешь.

Подъехали к воротам. Охранник мельком покосился на машину и продолжил разговор с напарником. Отъезжающие их, кажется, вовсе не волновали.

Покинув больницу, серый фургон покатил на северо-запад Москвы, старательно выбирая путь подальше от шумных перекрестков и милицейских постов. Не доезжая Химкинского лесопарка, свернули к лесопосадкам вдоль железнодорожного полотна, остановились под кронами молодых деревьев. Совсем рядом в густом сумраке мигнул и погас свет фар. Марк выключил мотор, обернулся к своим спутникам.

– Виктор остается. Остальные со мной, – распорядился он. – Приготовьте на всякий случай «пушки». Приближается момент расчета. Возможны всякие неожиданности.

– А мне что делать? – жалобно пробормотал Бекас.

Его слегка трясло. Пытаясь согреться, он поднял воротник пальто.

– Вот странно! – сказал Марк. – Что ему делать! Ничего не делать. Просто расслабься и получай удовольствие!..

Он хрипло хохотнул, но в его смехе почти не было веселья.

– Ты год на койке валялся, – поддакнул санитар Виктор. – Ходить чуть не разучился. А еще спрашивает, что ему делать. Слушай, чего тебе говорят, и делай!

– А все-таки? – с тревогой спросил Бекас.

– Выходи из машины! – приказал Марк. – С нами пойдешь. Виктор остается в машине. Будь внимателен. Мотор включи. Мало ли чего?

– Понял, – сказал Виктор.

Все прочие вышли из машины, неторопливо зашагали к тому месту, где в вечернем воздухе темнели неясные фигуры. Когда до них оставалось не более пяти шагов, вспыхнули яркие лучи фонарей.

– Убери! – зло сказал Марк, загораживаясь рукой. – Не в театре!

– Должны же мы видеть, кто расхаживает тут в темноте! – ответил насмешливый голос.

Однако фонари погасли.

– Мы привели вам вашего человека, – сказал Марк. – Прошу убедиться и расплатиться.

Фонарь снова вспыхнул, чтобы дать возможность заказчикам рассмотреть лицо Бекаса.

– Это, несомненно, он, – сказал немного погодя рассудительный голос. – Посадите его в машину!

– Э, стоп! – недовольно перебил его Марк. – Во-первых, на нем мое пальто. Во-вторых, деньги вперед.

– Разумеется, – произнес все тот же рассудительный голос. – Все, что заработали, вы получите. У кого деньги?

Вперед выступил какой-то невысокий человек с пакетом в руках. Он протянул пакет Марку. Одновременно вспыхнул фонарик, чтобы Марк смог заглянуть в пакет. Он это и сделал. После чего настроение его мгновенно изменилось.

– Мать вашу!.. Вы со мной шутить вздумали? – процедил он сквозь зубы, отбрасывая пакет далеко в сторону.

Видимо, дальше должно было последовать с его стороны нечто угрожающее, может быть, с применением оружия. Во всяком случае, Марк сделал именно такое движение, будто собирался выхватить пистолет. Но тут окружающие его тени пришли в движение – с нескольких сторон воздух прорезали огненные вспышки. Звуки выстрелов совпали с шумом порожнего товарняка, который загрохотал по рельсам где-то за деревьями. Марк споткнулся, нелепо раскинул руки и рухнул лицом в траву. Его спутники также были в одно мгновение срезаны выстрелами. Лишь ошеломленный и окаменевший Бекас стоял посреди трупов и все сильнее дрожал, несмотря на застегнутое на все пуговицы пальто.

– За этим проследить! – скомандовал тот, что был здесь главным. – Остальные – проверить машину!

Четверо молодых людей сорвались с места, побежали к фургону. Бекас вспомнил про Виктора, который остался за рулем, и в мозгу его будто бесстрастно щелкнул счетчик, приплюсовав еще одного покойника.

Но Виктор уже разобрался в ситуации. Это лишь внешность у него была туповатого увальня – соображал он куда быстрее многих. Еще услышав треск первого выстрела, он открыл дверцу и, пригнувшись, вывалился из фургона на землю, а там, вскочив на ноги, но согнувшись под прямым углом, устремился в темнеющие с каждой минутой лесопосадки. Погоня отстала.

Виктор несся, обдирая лицо о ветки, туда, где, невидимый, грохотал поезд. До железной дороги было рукой подать, но бежать среди деревьев, в темноте было нелегко. Впрочем, преследователям было так же трудно. Поняв, что Виктор может уйти, они открыли стрельбу. Прозвучало всего три-четыре выстрела – видимо, стрелков смущала близость жилых кварталов, – но одна пуля царапнула ухо Виктора. Обожженный болью, он на несколько секунд потерял ориентировку и заметался среди деревьев как заяц. Его заметили и почти догнали. Кто-то уже схватил его за полу мятого пиджачка, но Виктор вывернулся и со звериной яростью лягнул догнавшего его человека в лицо. Тот вскрикнул и, опрокинувшись на спину, укатился в какую-то яму между двумя березками.