Временами – обычно в те часы, когда она утром просыпалась с дивно-свободным ощущением, когда ее не терзала тошнота, – София позволяла себе думать, что Бернару она все еще дорога. В конце концов он обещал держать с ней связь, возможно, когда он свыкнется с мыслью о ее положении, он даст ей еще один шанс. Но оптимистичное настроение обычно не задерживалось. София тут же лицом к лицу сталкивалась со своим выходящим за рамки приличия поступком и не могла представить себе, как Бернар может простить ее – или тем более любить – сейчас, когда он знает о ней всю правду.

Самое лучшее, что она сможет сделать, когда война окончится, – это уехать в Англию. Она найдет работу, чтобы обеспечивать себя и ребенка, там никто не будет указывать на нее пальцем и обвинять в коллаборационизме. Она надеялась, что в Англии никто не будет знать о ней, и людям будет все равно, кем она была. Она лишь надеялась, что ей удастся уехать до рождения ребенка – лишь бы скорее закончилась война.

День проходил за днем, и каждый был похож на предыдущий. София жила как заведенная, стараясь планировать свою жизнь и в то же время не слишком много думать о своих проблемах и невзгодах. Но они всегда приходили к ней по ночам – эти обвиняющие затененные лица, они шепотом высказывали свои сомнения ветру, который со свистом проносился вокруг домика, стучал в ставни.

И вот однажды вечером, когда она выходила из зубоврачебного кабинета, то увидела на улице Бернара. Он стоял и ждал ее.

Застенчивость овладела ею, когда она увидела, как он стоит там со своим велосипедом.

– Бернар.

– София, я все обдумал. – В голосе его слышались новые для него жесткие нотки. Сердце Софии оборвалось.

– Прости меня, Бернар. Мне не надо было… Он перебил ее.

– Я женюсь на тебе и дам младенцу свое имя – принимая во внимание, что мы будем жить семьей, если бы все… было нормально. Для остальных я хочу, чтобы мы выглядели как обычная счастливая семья. Но хочу кое-что прояснить и для тебя. Если я когда-нибудь узнаю, что ты меня хоть как-то обманешь, я не только брошу тебя – черт меня побери, – но я сделаю так, что весь Джерси узнает правду! Ты понимаешь, София?

– О Бернар.

– Ты понимаешь? Я не буду с тобой возиться и не позволю еще раз выставлять себя дураком.

Она кивнула. У нее вдруг ослабли коленки, она была на грани слез.

– Я больше никого не хочу, Бернар. Я буду тебе хорошей женой, обещаю. Я по правде люблю тебя, Бернар. – Она положила руку ему на рукав, и он коротко засмеялся. – Это правда, я люблю тебя. Я не понимала этого, пока не увидела, что могу тебя потерять…

Она оборвала себя. Он не сделал ни малейшего движения к ней. Она вдруг испугалась этого нового Бернара. Раньше она всегда чувствовала, что может обвести его вокруг своего мизинца. Ну а теперь он сдерживался. Он был уязвлен, но повернул эту боль так, что она стала его преимуществом, использовал ее для самозащиты. Не так-то просто будет сломать эти баррикады. Если она хочет, чтобы он не только женился на ней, но и полюбил ее, ей придется снова завоевать его.

Она дрожала в своем тоненьком пальтишке, желудок ее болел от голода, а вечная тошнота снова подкатывала к горлу. София была ошеломлена всем тем огромным бременем, что лежало на ней – перспективой произвести на свет ребенка и остаться при этом одной в целом свете. Но уже пробуждались "зерна надежды. Он когда-то любил ее, она заставит его полюбить ее снова. Она уверена, что он никогда не пожалеет о своем решении жениться на ней.

Бернар и София поженились очень тихо, выполнив только необходимые формальности. Никто не приподнял даже бровь от удивления. Жители острова, которые в обычных условиях разглядели бы увеличившуюся талию, были поглощены собственными делами, каждый ждал прибытия парохода Красного Креста, на котором должны были прибыть продукты, сигареты и шоколад – блаженство, о котором островитяне и не мечтали в течение месяцев голода!

Бернар переехал в Сент-Питер и вместе с Софией начал восстанавливать их оборвавшиеся было отношения. Это был долгий и деликатный процесс, тем более что теперь они поменялись ролями. Перевес сил оказался теперь на стороне Бернара, а София трепетала и была исполнена решимости сделать ему приятное. И постепенно, день ото дня в их дом возвращалось тепло, между ними медленно вырастало доверие, и все это скреплялось глубоким физическим влечением, которое Бернар всегда испытывал к Софии и на которое она начала отвечать взаимностью.

Она иногда думала, что ее женский опыт мог бы сделать ее фригидной. Но, напротив, то, что она была в положении, казалось, придавало новые оттенки ее чувственности. Сочетание благодарности, восхищения и уважения, которые она испытывала к новому, сильному Бернару, создавало благоприятную обстановку и рождало надежды на будущее.

Но, несмотря на все это, равновесие между ними было нарушено. И никогда чаша весов не качнется в обратную сторону.

– София, а что ты сделала с радиоприемником Поля? – спросил одним майским вечером Бернар. София, поглощенная мытьем тарелок после ужина, почувствовала, как резко сжался ее желудок.

– А что?

– Я подумал, что можно было бы выкопать его. Война фактически окончена, немцы больше не навредят нам. Сегодня я слышал на работе, что завтра по радио будет выступать Уинстон Черчилль. На Роял сквер и в Говард Дэвис Парке устанавливаются громкоговорители, чтобы люди могли его услышать, но, думаю, ты не в том состоянии, чтобы стоять сейчас в толпе, ведь так?

– Да, так, – согласилась София, слегка массируя себе спину. Сегодня она как-то по-особому неважно себя чувствовала, а тянущая боль в пояснице становилась все более и более настойчивой. Она не поняла, что никак не может избежать ее.