– Нет, она не успела.

– Вы думаете?

В словах прозвучало что-то мне непонятное. "Не поддавайся искушению искать в простом многозначительное!" - предписал я себе строго.

– Так и было.

Станционная зона тем временем кончилась, и электропоезд уже шел местностью, знакомой мне в юности. Но как она изменилась! Цивилизация повсюду потеснила природу, дороги и линии проводов по обеим сторонам сопровождали реку, а деревьев в прибрежных рощах заметно поубавилось. Зато вместо глинобитных хат повсеместно поднялись кирпичные дома, красные и белые, под шифером и железом, увенчанные замысловатыми телевизионными антеннами. Казалось, жители-умельцы уже готовы к космической связи. Правда, садов во дворах стало меньше, они уступили место теплицам под полиэтиленовой пленкой. Я скользил взглядом по этим поблескивающим на солнце химическим покрывалам, но думал, конечно, о другом.

– Полина Антоновна дала вам наш адрес?

Адрес Наташи узнал для меня Мазин, поэтому я только кивнул неопределенно.

– Вот и хорошо. Вы освободитесь к обеду?

"Даже раньше", - подумал я.

– Вполне.

– Приходите к обеду. Мама любит гостей и успеет приготовить что-нибудь вкусное.

– Спасибо. А вы подготовьте маму.

– О чем вы?

– Прошло столько лет. Она может и не узнать меня.

– А... Нет, не думаю. У нее хорошая память.

– Она уже знает о смерти Сергея Ильича?

Лена поправила сумку, которую держала на коленях.

– Нет.

Мы оба посмотрели в окно. Поезд тормозил у платформы. Прислонившись к ограде, стояли два рыболова с рюкзаками и удочками, в высоких резиновых сапогах.

– Николай Сергеевич!
– услышал я вдруг.
– А у вас много дел в городе?

В первый момент я подумал, что Лена разгадала мою нехитрую хитрость и подсмеивается надо мной. Но смотрела она очень серьезно.

– Нет, не очень.

– Тогда, может быть, мы сначала зайдем к нам?

Я несколько растерялся. Ведь мы только что решили иначе.

– Вы считаете...

– Я прошу вас. Я хочу, чтобы вы сказали маме о смерти Сергея Ильича.

– Я, а не вы? Это имеет значение?

– Да. Для меня.

"Ну, вот. Собственно, дальше можно и не ехать. Сойти бы на ближайшей платформе и вернуться. Ведь она фактически признала, что с Сергеем ее связывали определенные отношения. Иначе она не сказала бы "для меня". Что же еще я могу узнать? Копаться в постельном белье? А Женька? Родственник из Киева, при чем тут он?" Но вместо того, чтобы сойти, я пообещал:

– Хорошо, я скажу.

Я подумал, что Наташу, увы, мое сообщение уже не может особенно взволновать. Слишком много лет прошло с тех пор, как Сергей любил ее. Да и он ее, а не она... Что ж, если для Лены тема эта болезненна, я помогу ей. Двое пожилых людей поговорят между собой более спокойно.

– Большое вам спасибо!

– Не стоит. Ведь такой разговор все равно предполагался.

Поезд часто останавливался на короткие промежутки. За окном возникали и уходили простейшие названия типа "Платформа 672 км", и мы ехали дальше. Двигались, как положено, по расписанию, но мне хотелось, чтобы мы ехали быстрее, без остановок. Я чувствовал себя скованно. Однако вместо убыстрения движение замедлилось. Очередная остановка превратилась в стоянку. Пришлось ждать, пока нас обгонит идущий следом пассажирский поезд. Молчать было неудобно.

– Вы часто бываете у мамы?

– Каждую среду.

– Ах, да... Вы говорили. А мама у вас?

– Мама реже.

– Она больше занята?

– Она не любит Вадима.

Сказано было откровенно, но меня покоробило немного.

"Мама не любит... А дочка?.. А что знает мама о Сергее? Попал я с ними, как кур в ощип..."

– Не сложились отношения?

– Вы видели его?
– спросила она вместо ответа.

– Имел честь был посредником.

– Кем?
– переспросила она в недоумении.

– Посредник. Незаинтересованное лицо. Как в старину говорили, частный маклер.

– Ничего не понимаю.

– Значит, он не сказал вам. И правильно сделал. Я ведь не справился. Он сам добился.

Лена смотрела на меня, а я не знал, что говорить.

Прогрохотал за окнами обгоняющий нас поезд.

– О чем вы?

"Или я полный осел, или она говорит искренне".

– Я о квартире. Полина Антоновна согласилась сдать вам комнату.

Она как-то дернулась, то ли от толчка двинувшейся электрички, то ли возмутившись услышанным.

– Я не обращалась. Не просила.

– Обращался Вадим. Сначала попросил меня. Потом сам.

– И она согласилась?

– Мне отказала. А ему нет.

– Почему?

– Я не знаю.

И я без хитростей рассказал, что произошло.

– Простите, пожалуйста, Вадима. Если бы я знала, я бы ни за что не позволила ему вмешивать вас.

– Вы думаете, он бы послушался?

Ответила она достаточно нелогично:

– Он ничего не понимает.

Не столько по словам, сколько по виду и интонациям Лены можно было предположить, что она вовсе не рада уступчивости Полины Антоновны.