А ты, брат наших ты сердец,

Герой, столь рано охладелый!

Взнесись в небесные пределы!

Завиден, славен твой конец!

Ликуй: ты избран русским богом

Всем нам в священный образец;

Тебе дан праведный венец.

Ты будешь чести нам залогом.

1825

ТЕНЬ РЫЛЕЕВА

Петру Александровичу Муханову

В ужасных тех стенах, где Иоанн,

В младенчестве лишенный багряницы,

Во мраке заточенья был заклан

Булатом ослепленного убийцы,

Во тьме на узничьем одре лежал

Певец, поклонник пламенной свободы;

Отторжен, отлучен от всей природы.

Он в вольных думах счастия искал.

Но не придут обратно днн былые:

Прошла пора надежд и снов,

И вы, мечты, вы, призраки златые,

Не позлатить железных вам оков!

Тогда - то не был сон - во мрак темницы

Небесное видение сошло:

Раздался звук торжественной цевницы;

Испуганный певец подъял чело

И зрит: на облаках несомый,

Явился образ, узнику знакомый.

"Несу товарищу привет

Из области, где нет тиранов,

Где вечен мир, где вечен свет.

Где нет ни бури, ни туманов.

Блажен и славен мой удел:

Свободу русскому народу

Могучим гласом я воспел,

Воспел и умер за свободу!

Счастливец, я запечатлел

Любовь к земле родимой кровью!

И ты - я знаю - пламенел

К отчизне чистою любовью.

Грядущее твоим очам

Разоблачу я в утешенье...

Поверь: не жертвовал ты снам;

Надеждам будет исполненье!"

Он рек - и бестелесною рукой

Раздвинул стены, растворил затворы,

Воздвиг певец восторженные взоры

И видит: на Руси святой

Свобода, счастье и покой!

1827

ЭЛЕГИЯ

"Склонился на руку тяжелой головою

В темнице сумрачной задумчивый Поэт...

Что так очей его погас могущий свет?

Что стало пред его померкшею душою?

О чем мечтает? Или дух его

Лишился мужества всего

И пал пред неприязненной судьбою?"

Не нужно состраданья твоего:

К чему твои вопросы, хладный зритель

Тоски, которой не понять тебе?

Твоих ли утешений, утешитель,

Он требует? оставь их при себе!

Нет, не ему тужить о суетной утрате

Того, что счастием зовете вы:

Равно доволен он и во дворце и в хате;

Не поседели бы власы его главы.

Хотя бы сам в поту лица руками

Приобретал свой хлеб за тяжкою сохой;

Он был бы тверд под бурей и грозами

И равнодушно снес бы мраз и зной.

Он не терзается и по златой свободе:

Пока огонь небес в Поэте не потух,

Поэта и в цепях еще свободен дух.

Когда ж и с грустью мыслит о природе,

О божьих чудесах на небе, иа земле:

О долах, о горах, о необъятном своде,

О рощах, тонущих в вечерней, белой мгле,

О солнечном, блистательном восходе,

О дивном сонме звезд златых,

Бесчисленных лампад всемирного чертога,

Несметных исповедников немых

Премудрости, величья, славы бога,

Не без отрады всё же он:

В его груди вселенная иная;

В ней тот же благости таинственный закон,

В ней та же заповедь святая,

По коей выше тьмы и зол и облаков

Без устали течет великий полк миров.

Но ведать хочешь ты, что сумрак знаменует,

Которым, будто тучей, облегло

Певца унылое чело?

Увы! он о судьбе тоскует,

Какой ни Меонид, ни Камоенс, ни Тасс,

И в песнях и в бедах его предтечи.

Не испытали; пламень в нем погас,

Тот, с коим не были ему ужасны встречи

Ни с скорбным недугом, ни с хладной нищетой.

Ни с ветреной изменой

Любви, давно забытой и презренной,

Ни даже с душною тюрьмой.

1832

19 ОКТЯБРЯ 1837 ГОДА

Блажен, кто пал, как юноша Ахилл,

Прекрасный, мощный, смелый, величавый,

В средине поприща побед и славы,

Исполненный несокрушимых сил!