Шрифт:
– Я не знаю, что сказать, – наконец выпалила Джилл.
– И я не знаю. А, дьявольщина, для одного вечера я уже наслушался всяких мерзостей.
Когда он схватил её за плечи и поцеловал, Джилл почувствовала, что расстояние между ними исчезло. Неважно, что случилось с его разумом, его тело помнило её, а её тело узнавало его. Пока она находилась у него в объятиях, Джилл могла притворяться, что ничто никогда и не шло ошибкой, а, судя по тому, как отчаянно он занимался с нею любовью, она понимала: он притворяется тоже точно также.
Утром они проснулись от шума, поднятого Саламандром: он ходил по комнате и паковал седельные вьюки, а также тюки, которые водрузят на мула. Во время работы он напевал себе под нос и чудовищно перевирал мелодию. К тому же он нервничал. Когда они вышли из спальни, Саламандр поприветствовал их нетерпеливым кивком.
– Поедим в дороге, – объявил он. – Я хочу покинуть город прямо сейчас, пока наша очаровательная Алейна не передумала и наши враги не решили доставить нам какие-нибудь неприятности.
– А в пути мы будем в безопасности? – спросила Джилл.
– Конечно, нет, но с другой стороны мы не будем в безопасности также и здесь, поэтому мы вполне можем попутешествовать и посмотреть эти славные острова. Не надо бросать в меня той лампой, Джилл, моя дикая голубка. Это просто шутка и ничего больше. На самом деле у меня есть план, очень хитрый и окольный. Рано или поздно нам необходимо сделать Родри свободным человеком, а это непросто. Придётся давать показания под присягой перед священниками; нужно, чтобы городской писарь зарегистрировал заявление, – и так далее, и тому подобное. В самом центре этого острова находится высокое плато, а в центре плато есть город, красивый и известный Пастедион, а в центре города есть особенно великолепный храм Далейя, Отца Волн, который защищает рабов, к которым несправедливо относятся. Мы отправимся туда, попросим приютить нас и официально, легально подадим жалобу на Баруму – за то, что он продал свободного варвара на ложных основаниях. Архонты будут обязаны провести расследование, а пока они работают, мы будет в относительной безопасности. Кто знает? Если им удастся найти Баруму, то они могут даже затащить его в суд.
– Могут? – переспросила Джилл. – Значит, от этих архонтов все-таки бывает какая-то польза?
– Ты увидишь, моя маленькая куропатка, преимущества цивилизованной жизни. У нас будут веские основания, потому что у меня есть изначальная накладная, и она выглядит ужасно поддельной, по крайней мере, для моих эльфийских глаз. Помнишь, как мы посещали прелестного Бриндемо в его личных покоях? Я увидел, что она лежит на письменном столе в углу, и прихватил эту драгоценность, пока ты разговаривала с сыном Бриндемо – накладную, конечно, а не письменный стол, который был слишком велик, чтобы его скрыл даже опытный волшебник.
– Вот воистину цивилизованная жизнь!
– Один момент, – перебил Родри. Он не улыбался. – Я поклялся, что перережу ему горло, и эту клятву я сдержу, даже если мне придётся умереть. Ты понял? Я не уеду из Бардека, пока не увижу, как он умер, а если люди архонта запытают меня за это до смерти – стало быть, такова цена, которую я заплачу за выполнение своей клятвы.
В комнате повисла глубокая тишина. Наконец Саламандр вздохнул.
– Знаешь ли, мои любимый младший брат, тебе вполне может представиться возможность убить его задолго до того, как мы доберёмся до Пастедиона, если наша невезучая судьба проявит себя как обычно, и наши враги захватят нас на пути. Если же нет, то мы вначале позаботимся о том, как оказаться в безопасном месте, а только потом – как убить Баруму. Согласен?
Тогда Родри в самом деле улыбнулся, уродливо скривив рот, но ничего не сказал. Джилл решила, что нет смысла с ним спорить, по крайней мере сейчас.
– Лучше если мы поедем окружной дорогой, – сказала она. – Чем дольше мы притворяемся странствующими волшебниками, тем лучше.
– Ты права, мой совёнок. Вначале мы направимся назад, на побережье, и будем выступать в портовых городах к северу. Знаешь ли, мне начинает нравиться это колдовское занятие. У меня постоянно появляются новые идеи для представления.
Великий волшебник и его увеличенная в составе команда уже день как уехали к тому времени, как новость наконец дошла до рыночной площади Вилинта: вдова Алейна продала своего красивого раба-варвара волшебнику Криселло для его странствующего цирка – несомненно, по одному из своих внезапных капризов. Как говорили мудрые люди, Криселло предложил ей огромную сумму, что подтверждало подозрения всех о богатстве волшебника – не меньшем, чем у архонта.
Местные сплетники были в ярости, увидев, как их сладкий скандал прокис.
Уж конечно, Алейна не стала бы продавать раба, если бы, как ходили слухи, у неё с парнем была любовная связь. Когда Гвин и Пирралло услышали новость, то разъярились в не меньшей степени – правда, совсем по другой причине.
– Жаль, что ты решил ждать, – сказал Гвин с гадкой улыбкой. – Если бы ты начал действовать, как только я его нашёл, то мы могли бы купить его сами.
– Попридержи свой уродливый язык! Мы догоним их по дороге – и это все, и если этот глупый фокусник не захочет его продать миром, то умрёт.