Больше информации, представляющей оперативный интерес, в газете не обнаружилось, поэтому Ваня решил прерваться, сходить отобедать и купить по пути свежий «Вестник». Оберегая государственную тайну, Лакшин аккуратно сложил бумаги в специальную папочку с золотым тиснением «СОВ. СЕКРЕТНО», убрал ее в верхний ящик стола, накрыв сверху «Ново-блудским вестником». Сегодня Ваня заказал на обед утку, томленную в печи, с яблоками и черносливом, поэтому торопился к назначенному сроку.

– Я перекусить, буду через час, – предупредил Иван сидящего за соседним столом напарника. Тот проснулся и согласно кивнул.

Как только старший оперуполномоченный свернул за угол, напарник осторожно открыл его стол и извлек папочку с золотым тиснением. Напарник не был предателем или засланным в милицейскую среду бандитом, просто два раза в месяц перед ним возникали те же проблемы, что и перед Лакшиным. К тому же он пришел на службу в органы совсем недавно, оперативной обстановкой владел плохо, точнее совсем не владел, но овладеть стремился в кратчайшие сроки. Способ, выбранный им для этого, отличался простотой и доступностью. Не можешь сам, передери у товарища.

Через минуту папочка вернулась на прежнее место, а напарник со скоростью армейского писаря строчил секретное донесение. Закончив, он подул на чернила и помчался к начальнику регистрировать бумагу. Получив визу, напарник гордо спустился в информационный центр и занес ценную информацию о Гене Бетоне в городской милицейский «Х-файл».

– Это он? – Максим Кутузкин, сдвинув на нос солнцезащитные очки, взглянул на фотографию незатемненным взором.

– Да, – опасливо оглянувшись по сторонам, ответил Шурик.

– Не похож он на отмороженного.

– Внешность обманчива. Вспомни Чикатило. С виду одуванчик Божий, а народ что капусту шинковал.

– Это точно Бетон?

– Странный ты, Макс. Нет, это Филипп Киркоров. Он, по-твоему, на каждой фотке автограф должен ставить? Или печать? Кстати, сниматься Бетон не любит, эта картинка уникальная, почти единственная.

Кутузкин понимающе кивнул головой и еще раз поднес фотографию к близоруким глазам.

– Он здесь не свежий, года три назад, – пояснил Шурик, – сейчас, может, и изменился чуток.

– Где взял?

– Случайно. Ко мне дружбан армейский как-то закатывал, Серега Иванов. Фотки показывал. Он с Бетоном дружбу водил, много про него трепался. Мы за встречу ночку посидели, а утром, когда Серега откатил, я картинку под столом нашел. Завалилась. Только, Макс, это между нами…

– Естественно, – Макс положил фотографию на столик изображением вниз.

– Просто мне лишних проблем не надо, и так хватает. Рассказать я тебе про Бетона расскажу, это не жалко, а картинку могут просчитать. Бетон же долго разбираться не будет, ему человека замесить, что мне в Блуду с высокого обрыва пописать.

– Я все понял… Сколько хочешь за фотку?

– Тебе, как своему, отдам почти даром. Две соточки. Старик, пойми правильно, я рискую…

Макс прикинул, что с Карасева он снимет как минимум полтонны, и полез в карман.

– У меня с собой сто пятьдесят, полтинник отдам с получки.

– Так вам же ее не платят. Горлов жаловался.

– Ему не платят, потому что она ему не нужна. Мне платят.

Кутузкин убрал бумажник и крикнул халдею:

– Старичок, еще бутылочку сделай. Темного.

Затем раскрыл блокнот и щелкнул авторучкой.

– Давай, выкладывай. Блин, музыка мешает…

Алик Камаев позвонил в дверь условным кодом – семь раз, после чего она тут же открылась. Хозяин посторонился, пропуская эстонца в квартиру.

– Вон туда, – махнул он в сторону темного коридора.

Камаев прошел в указанном направлении и оказался в уютной гостиной, дальний угол которой занимал сверкающий белизной рояль. Рояль был хорош, особенно Алика удивили ножки-русалки, сделанные, судя по всему, из слоновой кости. На крышке небрежно валялись ноты и пистолет в наплечной кобуре.

– Дочка занимается, – пояснил хозяин, улыбнувшись, – иногда я балуюсь.

Камаев не понял, к чему относилась реплика, то ли к роялю, то ли к пистолету, но уточнять не стал. Хозяин подошел к роялю и сыграл фрагмент Лунной сонаты.

– А «Мурку» можешь? – по инерции спросил опешивший Алик.

– В другой раз. Давай к делу. Пить будешь?

– Я не пью.

– Ну, нет так нет, – хозяин бережно опустил крышку рояля, убрал пистолет в стол и присел на диван. Алик опустился в кожаное кресло напротив.