— Подумаешь… На убитого-то хорошо глазеть. Посмотрел бы я, как они газовали бы от живого… — сердито ворчал Гошка, переминаясь возле грузовика.

Один из буровиков, очевидно из местных, завистливо басил в толпе: — Ай да Егор! Сала натопит, шкуру сдаст да деньги получит… Это у него третий за год. Егор! Это уже третий? А?

Дядя Егор только фыркнул, как сердитый кот, и стал открывать задний борт автомашины.

Когда буровики, подхватив мертвого медведя, потащили его в машину, чувство страха перед лесом у меня окончательно прошло, и я даже попробовал помочь грузить зверя. Но дюжих парней хватало и без меня. Я без толку посуетился около толпы, а когда грузовики ушли, — огляделся. Нет, лес и горы по-прежнему красивы и нарядны. Что из того, что есть в них дикие звери? В этом лесном мире все равно властвует человек, и никто не может оспорить этой власти, никакой хищник. Хоть бы и наш медведь…

— Ну, тронулись, — кратко скомандовал Евдокимов, и наш небольшой караван двинулся дальше.

Я снова иду позади всех, снова смотрю на увитые зеленью горы и подставляю жарким лучам исцарапанную грудь. Мне не очень больно. Правда, при малейшем шорохе в кустах я невольно вздрагиваю и опасливо вглядываюсь в глубину леса, но это нисколько не мешает мне радоваться солнцу, интимному перешептыванию берез, сверкающей зелени трав и всей грудью пить клубничную амбру золотисто-синего летнего дня. Я вспоминаю свой недавний испуг и громко хохочу. Хохочу так, что дядя Егор невольно оглядывает себя, отыскивая, чего я нашел в нем смешного. Глядя на меня, Гошка тоже начинает подхохатывать. Егор с Евдокимовым переглядываются, а мы хохочем. Конечно, это от молодости и глупости, а может быть, и от сознания миновавшей опасности…

— Вот! — ткнул пальцем Евдокимов в крашеный кусок рельса, вцементированный в скалу. — Это репер. К нему мы будем привязывать створ. Ясно?

Мы с Гошкой беспомощно переглянулись, а потом стали озираться. Уж куда яснее! До реки было почти полкилометра, и мы не имели ни малейшего представления, как это можно «привязать» то место, где мы обычно замеряем расход воды, к этой железяке. То, что Гошка был просвещен не более меня, я понял по его жалобному вопросу:

— А что за штука — репер?

Евдокимов пояснил без предисловий:

— Когда геодезисты производили топографическую съемку этой местности, то в различных местах соорудили вот такие репера, то есть особые знаки, у которых точно известна их высотная отметка — высота над уровнем моря. Вот отметка этого репера триста двенадцать метров. Ясно?

— ?

Евдокимов досадливо поморщился.

— Геодезисты специально соорудили этот знак и отметили его на карте. Высота его над уровнем моря ровно триста двенадцать метров. Ясно?

— Ясно, — подумав, сказал Гошка, а я промолчал, хотя мне хотелось задать сразу кучу вопросов.

Дядя Егор невозмутимо закуривал, положив кисет на столь почтенный кусок железа.

Стрельнув по нашим лицам быстрым взглядом маленьких глаз, Евдокимов вдруг пояснил:

— По всей стране, там, где проводятся топографические работы, геодезисты устанавливают по определенной системе топографические знаки. Вот такие высотные репера и триангуляционные вышки для угломерной съемки местности. Видели в поле или в лесу вышки?

— Ага… — оживился Гошка.

— Вот это и есть геодезические триангуляционные пункты.

— А для чего они? — опередил меня Гошка.

— Видите ли… Топографы знают, что в любом районе рано или поздно будут что-то строить, прокладывать дороги, проводить геологические поиски… И тогда их знаки будут крайне необходимы строителям и изыскателям. Вот, к примеру, наши буровики сейчас бурят на руду. В долине до пласта боксита всего глубины-то пятьдесят-сто метров, а на горе бурят скважины уже на глубину двести пятьдесят-триста метров. Как же расположена рудная залежь по отношению к поверхности земли? Ведь надо от чего-то танцевать. Надо знать, на сколько гора возвышается над долиной, на сколько одна гора выше другой, да и сама долина очень неровна, имеет уклон. Вот благодаря этим топографическим знакам мы и сможем знать высотную отметку и координаты каждой скважины. Когда составляем геологические карты и разрезы, мы составляем их в абсолютных отметках, то есть в метрах над уровнем моря.

Вот у нас тут горы. Одна скважина глубиной сто метров, другая — триста, а на картах, по отношению к уровню моря, наше месторождение оказывается очень пологозалегающим. Как на блюдечке! — Евдокимов сложил пальцы так, как держат блюдце старушки, и хитро сощурился. — Вот этот репер. Он на триста двенадцать метров выше уровня моря, а вершина вон той горы имеет отметку 556. — Он указал на гору. — Следовательно, она возвышается над нами на двести сорок четыре метра. Ясно?

Мы задрали головы вверх.

— Эта система высотных отметок и помогает нам определить взаимоположение предметов на поверхности и в глубине между собой. Все взаимосвязано, — продолжал Евдокимов. — Все технические проекты и планы всех крупных сооружений составляются во всем мире в абсолютных отметках, то есть в метрах по отношению к уровню моря.

— Правильно! — всполошился Гошка. — Основания под плотины гидростанций тоже рассчитываются в таких отметках, а не в метрах по отношению к тому или другому берегу. Я знаю… Да!