Шрифт:
Стефан провел немца в общую канцелярию.
— Wie viele Kranke haben Sie jetzt?
— Entschuldigen Sie, aber ich weiss nicht, ob…
— Wann Sie sich zu entschuldigen haben, bestimme ich, — проговорил немец уже резче. — Antworten Sie.
— Etwa einhundertsechzig…
— Ich muss die genaue Zahl haben. Zeigen Sie die Papiere.
— Es ist ja Arztgeheimnis.
— Ein Arschloch ist das, — буркнул немец.
Стефан взял с полки книгу и раскрыл ее; больных числилось 186.
— So? Und l"ugen Sie nicht? [36]
У Тщинецкого почему-то похолодели щеки. И все же он никак не мог оторвать взгляда от подбородка немца, уж очень он резко выпирал вперед. Покрывшиеся ледяным потом пальцы сами собой сжимались в кулак. Но он все смотрел в выцветшие глаза, которые видели сотни людей, раздевавшихся донага над свежевырытым рвом, в глаза, которым знакомы были бессмысленные движения этих людей, когда, сами того не понимая, они старались подготовить свое живое тело к падению в грязь. Стефану почудилось, будто комната и все предметы в ней завертелись вокруг него. Лишь высокая фигура в зеленой свисавшей с плеча накидке оставалась неподвижной.
36
— Сколько у вас здесь сейчас больных?
— Простите, но я не знаю, так как…
— Когда вам тут еще извиняться, решаю я. (…) Отвечайте (искаж. нем.).
— Около ста шестидесяти.
— Мне нужно точное число. Покажите документы.
— Это врачебная тайна.
— В задницу все это. (…)
— Да? И вы не лжете? (нем.)
— Ein dreckiges Nest, das, — сказал немец. — Zwei Tage schon muss man die Schweinehunde durch die W"alder jagen. So was eine Sonderkomission wird zu Ihnen kommen. Wenn Sie einen einzigen Kranken verstecken, wird Ihnen… [37]
Он не угрожал, у него даже выражение лица осталось прежним, он не сделал ни одного жеста. Но все внутри у Стефана похолодело. Губы мгновенно стали сухими, он их беспрестанно облизывал.
— So zeigen Sie mir jetzt alle die Geb"aude hier.
37
— Вонючее гнездо. (…) Два дня, гнать через лес это свинячье стадо. Вот притащат сюда к вам комиссию. И если вы хоть одного больного припрячете, я вам… (искаж. нем.)
— In die Krankens"ale werden die Nicht"arzte nicht zugelassen, weil die Verordnung… — последний раз, едва слышно выдавил из себя Стефан.
— Die Verordnungen machen wir, — сказал немец. — Genug gequatscht! [38]
И, словно не замечая того, что делает, так подтолкнул Стефана, что тот едва устоял на ногах. Быстрым шагом пересекли они двор. Немец озирался, задавал вопросы: сколько мест в этом корпусе? сколько выходов? есть ли на окнах решетки? сколько больных?
38
— Ну, покажите теперь все ваши помещения.
— В палаты никому, кроме персонала, заходить не положено, поскольку предписания… (…)
— Предписания устанавливаем мы. (…) Хватит, поболтали! (нем.)
Наконец, уже на прощание, он поинтересовался количеством врачей и санитаров. Остановился перед самой большой лужайкой, внимательно осмотрел ее, словно мерку с нее снимал.
— Sie k"onnen beruhigt schlafen, — бросил он уже у самой машины. — Ihnen wird nichts passieren. Falls wir aber einen Banditen bei Ihnen finden, eine Waffe oder so was, dann m"ochte ich nicht in Ihrer Haut stecken. [39]
Мотор заурчал, немец — огромный детина — расположился на заднем сиденье. И только теперь Стефана поразили два странных обстоятельства, на которые он раньше не обратил внимания: во-первых, они не встретили ни одного врача, ни одного санитара, хотя все они обычно по вечерам прогуливались в саду, во-вторых, он так и не понял, кем, собственно, был этот самый немец. Маскировочная накидка не позволила разобрать, в каком он чине. Лица немца Стефан не запомнил, только черные очки и каска. «Ha марсианина похож», — подумал Стефан и в этот момент услышал тихие шаги.
39
Можете спать спокойно. (…) Вам ничего не угрожает. Но если мы найдем у вас бандитов, оружие или еще что-нибудь такое, я бы не хотел тогда оказаться в вашей шкуре (нем.).
— Что это было, коллега?
Прямо перед собой он увидел Носилевскую; глаза ее показались ему сейчас еще прекраснее; от бега и волнения она разрумянилась. Он смутился, сказал, что и сам не знает, — какой-то немец пожелал осмотреть больницу. Кажется, они устраивают облавы на партизан в лесу, вот он и приехал.
Стефан сознательно напустил туману, стараясь не подвести Пайпака.
Носилевскую прислали Ригер с Марглевским, которые, правда, видели из верхней дежурки, что машина ушла, но все же не рискнули спуститься сами. И ее до последней минуты от себя не отпускали: береженого…
Стефан не очень-то вежливо обошелся с Носилевской — оставил ее одну в саду, а сам опять направился на шоссе.
Взглянул на часы: семь. Темнело быстро. Немец пробыл тут без малого полчаса, Пайпак должен вот-вот вернуться. В сумерках все вокруг казалось иным, чужим. Он посмотрел на лечебницу. Горделивые очертания зданий чернели на фоне коричневых туч, подсвеченных — словно лампой, спрятавшейся за ними, — луной.
Стефан прошел еще несколько сот метров, и вдруг в шуме листьев ему послышалось какое-то постукивание.
Кто-то брел навстречу. Стало темно, луна укрылась за тучей. Ориентируясь по слуху, Стефан перешел на другую сторону дороги и узнал адъюнкта, когда тот был всего в трех шагах.
— Господин доктор… У нас немец был, — начал было Стефан, но осекся: у того, судя по всему, новости поважнее.
Паенчковский, однако, шел молча. Стефан старался держаться рядом, то чуть отставая, то чуть обгоняя. Так они и добрались до ворот, затем направились — по-прежнему в полном молчании — в кабинет Пайпака. Вернее, направился туда адъюнкт, а Стефан неотступно следовал за ним. Паенчковский открыл ключом дверь и вошел в кабинет; Стефан — тоже. И хотя оба они хорошо знали, где что стоит, а выключатель был у самой двери, они странным образом раза три-четыре натыкались друг на друга в темноте, прежде чем догадались зажечь свет. И тут Стефан, который готов был наброситься на старика с вопросами, в ужасе отшатнулся.