– Откуда у твоего отпрыска такая телефонная гарнитура?
– удивился Мелехов, но никто не обратил на него внимания.

– Думаю, все видели, что Пугачев-младший что-то прошептал, но что именно?
– профессор говорил сам с собой.

Затем, обращаясь к техникам, поинтересовался:

– Можем мы усилить сигнал, чтобы услышать, что он сказал?

«Угроза физической расправы. Выручай, Тромб!» - вылетевшая фраза повисла в воздухе.

Медведев вопросительно протянул:

– Ну, ии ...?

– Он сказал «выручай, Тромб!» - раздалось из дальнего угла.

– Я слышал, что он сказал именно это, - Медведев задрал голову, пытаясь увидеть говорившего Пугачева.
– Мне интересно, из чего это следует?

– И перестань прятаться за спинами товарищей: четвертовать тебя сегодня мы не будем. Ты у нас на сегодняшний день - слишком важная персона. Точнее, особа, приближенная к важной персоне, - успокоившийся Медведев позволил себе улыбнуться.

Смущенный Пугачев вышел вперед и неуверенно буркнул:

– Я читаю по губам. С детства.

И уже более уверено продолжил, поворачиваясь к экрану:

– Со стопроцентной уверенностью могу повторить его слова. Только последнее - «тромб» или... «ромб»? Сказать точно не могу.

Напряжение в лаборатории, царившее до сих пор, спало. Весельчак Саша Мелехов тут же предложил проверить способности Пугачева на практике и поведать коллективу, о чем шепчутся каждое утро секретарша Анечка с молоденьким программистом Ванидзе.

– Ничего личного, абсолютно ничего, - оправдываясь, бормотал Алик, но по воцарившемуся в конференц-зале возбуждению можно было понять, что ему никто не поверил.

– А ты говоришь, не мог!... разгильдяй!
– глядя Пугачеву в глаза, Медведев громко кашлянул.

– Билла Гейтса тоже считали разгильдяем. Даже выгнали из университета. Но это не помешало ему прорубить «Окна» едва ли не на всех компьютерах планеты. Эх! Если бы все подростки были такими разгильдяями, тогда....

– Что тогда, шеф?
– нерешительно полюбопытствовал Ванидзе, накручивая на палец черный, как смоль, ус.

– Тогда?
– Медведев засмеялся, вспоминая представление в «Тутанхамоне».
– Мы бы с тобой мыли окна в лаборатории, а разгильдяя работали. Вот что было бы тогда! А теперь о кинематографе.

– Ты родной язык не забыл?
– стараясь перекричать шум в зале, спросил Медведев.
– О чем песня, которую выдал компьютер в клубе?

– Это не совсем песня, - ответил Алик.
– Просто слова о том, что ущерб, который понесет клуб в результате уничтожения аппаратуры, не стоит удовлетворения, которое получит директор, наказав паренька.

Профессор кивал, слушая программиста, а сам думал о мальчишках.

Разговор подходил к концу, когда Потемкин решил выглянуть в «зазаборье». Деревянная преграда давала возможность вести наблюдение за входом в клуб.

– Мальчишкам угрожает серьезная опасность!
– услышал он резкий голос.

Медленно повернувшись к побледневшему Пугачеву, Дмитрий зашипел:

– В какое, черт возьми, дерьмо ты влез на этот раз?

Угрожающе надвигаясь на молчащего Славку, негромко, выталкивая слова, продолжил:

– Кто эти люди? И почему нам угрожает опасность?

На мгновение показалось, что Славка вот-вот расплачется, но не тут-то было. Дерзко выставив подбородок вперед, маленький проныра даже не пытался оправдываться - он нападал.

– Ты чё, Броненосец, первый день меня знаешь!?

В мгновение ока он превратился в покрытое шипами и брызжущее ядом чудовище. Так было всегда, когда кто-то зажимал его в угол.

– И не из такой задницы выбирались!

– Пугач! Давай без дурацкой бравады, а то ведь действительно нарвешься. Ты разве не понял, из какой конторы эти мужики?
– Меряя строительную площадку большими шагами, Дмитрий безрезультатно пытался успокоить кипящее в груди возмущение.

Посмотрев на Славку, он остолбенел.

Тот плакал: по-настоящему, навзрыд, размазывая кулаком катившиеся по щекам слезы.

Инстинкт толкнул Дмитрия вперед. Обняв мальчишку за плечи, он прижал мокрую мордашку к груди.

– Успокойся, дружище! Ты меня пугаешь. Успокойся и рассказывай!

Славка продолжая подрагивать в объятиях друга, громко и мокро шмыгал носом.

Потемкин сжался от нехорошего предчувствия.

– Все будет нормально, - убеждал он, но справиться с предательской дрожью в голосе, не мог. Как можно оставаться невозмутимым, когда на груди у тебя ревет потомок славного разбойника Емельяна Пугачева?