Вертолет завис над верхушками деревьев.

— Здесь, — сказал Пастух.

— Я не смогу сесть, — покачал головой пилот. — Слишком узко.

— Без тебя знаю, — ответил Пастух. Выбравшись из кресла оператора, он вынул из кобуры пистолет и приставил к голове пилота. — Послежу, чтобы ты глупостей не наделал, — сообщил вполне доброжелательно, как озорному мальчишке. — Выгружайтесь, ребята.

Крекер моментально сбросил вниз трос, соскользнул сам, приткнулся у чугунной ограды сквера с автоматом в руках. За ним спустился Папаша Сильвер, затем Бегемот. Толстяк категорически отказался от предложения спустить его, обвязав тросом.

Он улыбнулся немного смущенно и качнул головой.

— Нет, спасибо, могу и сам. Руки же у меня здоровые. И лекарство подействовало. Почти не больно уже…

Больно было, и очень, но Бегемот понимал: ребятам сейчас не до его страданий.

Чубчика пришлось опускать медленно, аккуратно.

А с Неглинки и Рождественки уже доносился гул мощных двигателей.

Папаша Сильвер погрузил Бегемота в броневик и подмигнул.

— Камушки-то не потерял?

Тот похлопал рукой по карману.

— На месте, — ответил победно.

— Ну и лады.

Приняв Чубчика, Сильвер также отнес его в кузов, уложил аккуратно у стены. А по тросу, словно темные грузики, скользили черные фигуры — Ватикан и Белоснежка. Перебежав через улицу, они нырнули в машину, перевели дух.

Пастух подмигнул пилоту:

— Подожди десять секунд, и можешь улетать.

— Хорошо, — ответил тот.

— Не дрейфь. — На губах Пастуха появилось слабое подобие улыбки. — Подумай сам: зачем нам тебя убивать? — Он ухватился за трос и легко выскользнул в голубовато-серый, цвета вечернего неба, дверной проем.

Пилот перекрестился, мысленно поблагодарив бога. Ровно через десять секунд вертолет взмыл вверх.

Из узких улочек уже показались острые морды БТРов. Машины споро катили к Цветному бульвару.

— Наши друзья уже здесь! — заорал Крекер.

Боевики начали расстегивать сумки, вытаскивать взрывчатку, спокойно и собранно узкими полосками изоленты приматывать пластитовые шашки к телу.

— Ты закончил? — Пастух взглянул на Крекера.

— Сейчас. — Тот цеплял последний брикет к голени. — Все! Готово!

— Знаешь, что делать?

— Знаю, — кивнул Крекер.

— Делай.

Два БТРа подошли со стороны Садового кольца, остановились, качнувшись вперед. Еще три перекрыли Цветной бульвар с другой стороны. Два въехали в сквер, проползли по асфальтовой дорожке и встали, направив стволы пулеметов на кабину инкассаторской машины.

Неожиданно дверь кабины броневичка приоткрылась, и, заглушая механический рокот двигателей, над сквером прокатился усиленный динамиком голос:

— Не стреляйте, мы хотим вам кое-что показать.

Так же медленно, по сантиметру, приоткрылась дверца кузова, и из нее выбрался Крекер. Блондин веселился, словно скоморох на ярмарке. Он поднял руки и повернулся вокруг оси, давая военным возможность хорошенько разглядеть себя со всех сторон. Крекер проделал это с не меньшим достоинством, чем манекенщицы на подиуме. Казалось, еще немного, и он пустится в пляс, выкрикивая весело: «А вот и я! А вот и я!» Все тело его было увешано пластитовыми шашками. По нескольку штук — на бедрах и голенях, по паре — на запястьях и предплечьях. Крекер умудрился даже примотать три шашки к шее — по бокам и сзади. И целая цепочка была приклеена к бронежилету.

— Как видите, мы вас не обманули. Стоит кому-нибудь открыть огонь, и все сидящие внутри погибнут. Мы прекрасно понимаем, что снисхождения нам ждать не приходится, — рассудительно вещал Шептун. — Но в этом есть и хорошая сторона: нам нечего терять. Если вы не уберете машины и не выпустите нас из оцепления, нам останется только взорвать в кузове пару гранат. Посовещайтесь со своим начальством. Даю вам пять минут. Если ровно через пять минут БТРы останутся на месте, мы взорвем себя.

Крекер забрался в кузов, и обе дверцы захлопнулись.

Над площадью повисла гнетущая тишина.

— Ну, что будем делать? — спросил в штабе командующий, почему-то глядя на Котова.

— Вы меня спрашиваете?

— Вас, конечно же. Разработка террористов входила в компетенцию ФСБ. Именно так сказал Президент, если я не ошибаюсь. Переговоры — ваша непосредственная обязанность.

Котов пожал плечами: