Шрифт:
— Он знает турецкий? — спросила Деметриче рассеянно. Она уже думала совсем о другом. Лоренцо тоже о чем-то задумался и пропустил вопрос мимо ушей.
— Скажи, если бы я стал просто Лауро, а не Медичи — с таким же лицом, но уже без богатства и власти, — ты все равно бы любила меня?
Он смотрел на огонь, но Деметриче почувствовала, что рука, лежащая на ее плече, напряглась.
Молодая женщина вскинула голову, оглядывая впалые щеки Медичи, сломанный нос, неровный, бугристый лоб. Этот человек не понимает, что говорит. С ним может случиться все, что угодно, но он никогда не станет каким-то Лауро. Впрочем, в ответе ее не было колебаний.
— Конечно!
Он вздохнул с облегчением и опустил руку.
— Бедняжка Кларисса. [31] Ей никогда не нравилось здесь. Она постоянно помнила, что происходит из римских Орсини, и с трудом мирилась с жизнью в глуши.
— Жена Пьеро [32] тоже из семьи Орсини, — напомнила ему Деметриче.
— Это другое. Пьеро не любит Флоренцию. Кларисса не возражала против моих любовниц, но притерпеться к Флоренции все-таки не смогла. Она умерла несчастливой, и в этом моя вина. Что ж, тут ничего не поделаешь. — Он с трудом поднялся со скамейки — Прости меня, дорогая, но я должен идти. Мне надо беречь силы. Ты не представляешь, как это утомительно — беречь свои силы!
31
Кларисса Орсини (1453–1488) — знатная римлянка из рода, тесно связанного с папским престолом, с 1469 года — жена Лоренцо Великолепного. Родила ему трех сыновей и четырех дочерей, но не отличалась крепким здоровьем и скончалась от чахотки в возрасте 35 лет.
32
Альфонсина Орсини (1472–1520) — с 1487 года — жена Пьеро, старшего сына Лоренцо Медичи.
Деметриче быстро вскочила на ноги.
— Ты очень мучаешься, Лауро?
Он обернулся, глядя на нее с высоты своего немалого роста.
— Нет, не очень. Когда начинаются боли, я принимаю лекарство. По рекомендации твоего Ракоци. Оно хорошо помогает.
Ей почудилась горечь в его словах, она в изнеможении закрыла глаза.
Лоренцо нежно обнял ее.
— Нет-нет, дорогая. Ты не должна так убиваться! Благословляю тебя на новую жизнь — человеку нужны перемены. Но все-таки вспоминай обо мне… иногда.
— Господи, помоги мне! — прошептала она, отшатнувшись от него, как слепая, и даже не шелохнулась, когда дверь закрылась, но пальцы ее с удвоенной силой вцепились в край письменного стола.
Немного позже она вызвала к себе младшего дворцового распорядителя Серджио. Тот немало был удивлен, узнав, что его намереваются использовать в роли посыльного.
— Как прикажете, донна. Куда доставить письмо?
Он подумал, что на улице холодно, а его накидка не по сезону тонка.
— В палаццо да Сан-Джермано. Франческо Ракоци.
Глаза Деметриче были сухи, руки совсем не дрожали. Она одарила Серджио мягкой улыбкой, присовокупив к письму две золотые монетки.
— В палаццо да Сан-Джермано. Вручить Ракоци, — повторил он, опуская монеты в карман. Собственно, накидка его не так уж плоха, в конце концов, под нее можно надеть что-нибудь шерстяное.
Письмо Джан-Карло Казимира ди Алерико Чиркандо к Франческо Ракоци да Сан-Джермано.
Другу и учителю Франческо Ракоци да Сан-Джермано во Флоренции Джан-Карло шлет свои искренние приветствия.
Ваш бывший работник и в какой-то мере мой тезка Карло плывет сейчас в Лондон. Он пробыл у нас с неделю, и, как вы велели, я неотступно за ним наблюдал. Язык его не развязался даже после обильного возлияния. Он представился как Рикардо и откликался на это имя, правда, что называется, через раз.
Я пытался разговорить его, но безуспешно. Он ничего не выбалтывает и стоит на своем, утверждая на чистейшем флорентийском наречии, что едет из родимой Мантуи в Англию, где ему обещал дать подзаработать какой-то кузен. Вот мое заключение: Карло-Рикардо туповат, но надежен. Вы можете не опасаться подвоха с его стороны.
Мне также известно от Кола Галлизо, что другой ваш работник, по имени Лодовико, оставил Геную и направляется в Лиссабон. У меня пока нет известий от Дитриха Вундерманна из Вены, но я совершенно уверен, что вашего третьего подопечного отправят куда надобно, когда спадут холода.
Хочу еще сообщить, что я позволил себе снестись с Кельном и заказать там печатный пресс. Старая догаресса проявляет большой интерес к этому механизму. Получив от нее письмо, вы поймете, почему это так.
Ваш дом несколько пострадал от последнего шторма. Впрочем, восстановительные работы идут полным ходом, и здание вскоре приобретет первоначальный вид. Больше всего урона нанесено восточному фасаду, крыша тоже повреждена, но фундамент, разумеется, в полной сохранности. В подвалах не обнаружено ни капли воды.
Ваше письмо от 20 октября содержит совет озаботиться закупкой сандала. Я нашел торговца, по фамилии — грека, но по виду — совершенного египтянина. Он назвался Дариосом Кириллие, у него прекрасный товар и подходящие цены, а еще он хвалится, что знает рецепты смешения красок. Впрочем, если вы пожелаете, я поищу другого поставщика.
Радужное стекло, которое вы нам послали, в дороге не пострадало. Я преподнес его дожу с вашими поздравлениями. Все местные стеклодувы пришли в изумление и ходят за мной по пятам.
На том заканчиваю. Ночью намечается празднество, я должен проинструктировать слуг. Будьте уверены в нашей постоянной готовности неукоснительно следовать вашим распоряжениям.
Нижайше прошу простить мне возможные упущения, буде они обнаружатся вами.
Джан-Карло Казимир ди Алерико ЧиркандоВенеция, день святого Николая,6 декабря 1491 годаГЛАВА 10
Донна Эстасия швырнула отделанную серебром щетку через всю комнату и вызывающе усмехнулась.
— Но я еще не закончил, беллина, — сказал Ракоци, неспешно пропуская меж пальцев волну ее роскошных каштановых волос.
— Сойдет и так, — отмахнулась Эстасия, хмурясь. Раздражаясь, она теряла часть своей привлекательности. Ее большие карие глаза делались злыми, в уголках рта появлялись сварливые складки. — Ты никогда не снимаешь одежду. Я ни разу не видела тебя обнаженным.
— Да?
Он принялся заплетать ей косу.
— Перестань! — Она сердито тряхнула головой, и ее волосы вновь рассыпались по плечам. Очень медленно и демонстративно женщина застегнула верхнюю пуговку своего пеньюара.
Ракоци откинулся на подушки.
— Ну хорошо, Эстасия. В чем же я виноват?
— Ты никогда не идешь мне навстречу.
Надутый вид донны вызвал у него желание ее поддразнить.
— Вот как? А почему это происходит? — Лицо его было спокойно и безмятежно, и вместе с тем в нем читалось странное сожаление. — Не потому ли, что во время наших свиданий мы только и делаем, что предаемся восторгам плотской любви?
— Мы ничему такому не предаемся! — Она просверлила его бешеным взглядом, — Ты… ты просто издеваешься надо мной!
— Донна не получает того, что желает? — спросил он, улыбаясь, но глаза его погрустнели.
— Ты прекрасно знаешь, что получаю. И даже больше, чем с кем-либо. Но этого недостаточно! — Она отвернулась к туалетному столику и стала нервно переставлять какие-то баночки. — Может быть, ты и вправду не евнух, но я не верю тебе. Ты даже не позволяешь дотронуться до себя… там… в том месте. — Эстасия покраснела. — Почему я должна все это говорить?