— Ага, поэтому ты кардинально изменила внешность? Потому что она принимает тебя такой, какая ты есть?

Хейвен закрывает глаза и делает глубокий вдох. Потом смотрит на Майлза, встает и собирает свои вещи.

— Думай что хочешь, Майлз. Думайте что хотите, вы оба.

— Дамы и господа, полюбуйтесь на драматический финал! Героиня гордо уходит со сцены! — кривится Майлз. — Да ты что, Хейвен?! Я просто спросил, уехала она уже или нет. И все! А ты подняла вопрос на принципиальную высоту. Да сядь ты уже и успокойся!

Хейвен, тряхнув головой, хватается за край стола.

Татуировка у нее на запястье уже окончена, только все еще красная и воспаленная.

— Что это у тебя? — спрашиваю я, глядя на чернильное изображение змеи, кусающей себя за хвост. У этой штуки есть название — какое-то мифологическое существо, только я забыла, какое.

— Уроборос.

Хейвен трет картинку пальцем, и мне кажется, что ея шевельнулась, в пасти мелькнул язык…

— Что это означает?

— В Средние века у алхимиков это был символ вечной жизни. Сотворение из разрушения, жизнь из небытия, бессмертие — что-то в таком духе, — говорит Майлз.

Мы с Хейвен ошеломленно уставились на него, а он пожимает плечами.

— Ну, что такого? Читать надо больше!

Я приглядываюсь к татуировке.

— По-моему, тут воспаление. Тебе бы показаться врачу.

И в ту же секунду понимаю, что сказала это зря. Хейвен одергивает рукав, от ее ауры снова летят искры.

— Нормальная татушка! И все у меня в норме. Кстати, почему вы не волнуетесь насчет Деймена? Он вообще больше в школе не появляется! В чем дело?

Майлз косится на свой смартфон, а я только передергиваю плечами. В чем-то она права. Мы с Майлзом не говорим ни слова, а Хейвен подхватывает коробку с кексом и стремительно уходит.

— Объясни, что сейчас было? — спрашивает Майлз, глядя, как Хейвен лавирует между столиками.

Я пожимаю плечами. Никак не могу выбросить из головы татуировку на руке Хейвен — змея повернула голову и посмотрела на меня крошечными блестящими глазками.

Подъезжаю к дому и вижу Деймена. Он стоит и улыбается, прислонившись к своей машине.

— Как дела в школе? — спрашивает Деймен, открывая мне дверцу.

Я вытаскиваю из машины рюкзак с учебниками.

— А-а, ты все еще сердишься…

Деймен идет за мной к двери, и, хотя он ко мне не прикасается, я чувствую исходящее от него тепло.

— Я не сержусь, — бурчу себе под нос, открывая дверь и швыряя школьную сумку на пол.

— Приятно слышать. Потому что я заказал столик на двоих. Раз ты не сердишься — значит, пообедаешь со мной?

Я окидываю его беглым взглядом: темные джинсы, тяжелые сапоги и мягкий черный свитер — явно из кашемира. Что он на этот раз задумал?

Деймен снимает с меня темные очки, вынимает из ушей наушники и кладет их на столик у двери.

— Поверь, тебе совсем не нужны все эти защитные средства.

Он стаскивает с моей головы капюшон и ведет меня за дверь, к своей машине.

— Куда мы едем? — спрашиваю, устроившись на пассажирском сиденье.

Какая я все-таки бесхребетная, готова соглашаться со всем, что он скажет.

— А как же уроки? У меня уже куча долгов накопилась.

Деймен, качнув головой, садится рядом со мной.

— Успокойся. Потом сделаешь, обещаю.

— Когда потом?

Привыкну ли я когда-нибудь к его удивительной мрачноватой красоте, к огню во взгляде, к этой невероятной способности уговаривать меня на что угодно?

Деймен улыбается и заводит машину, даже не повернув ключ в замке зажигания.

— До полуночи, даю слово! А сейчас пристегнись, поедем кататься.

Деймен ведет быстро. Очень быстро. Кажется, не прошло и нескольких минут, а мы уже въезжаем на стоянку.

— Где мы? — спрашиваю я, глядя на зеленые здания и вывеску: «Восточный вход». — Восточный вход куда?

— А разве непонятно?

Деймен со смехом притягивает меня к себе, освобождая дорогу четырем блестящим от пота рысакам, которых ведут мимо конюхи. Следом за ними шагает жокей в розовой с зеленым куртке, белых лосинах и заляпанных грязью черных сапогах.

— Ипподром? — ахаю я.

Вот уж чего я не ожидала — как и Диснейленда.

— И не просто ипподром! «Санта-Анита» — один из лучших. Пошли, у нас заказан столик на три пятнадцать у «Фаворита».