– Насчет убийств я ничего не говорил. Я только сказал, что ты попросишь перевода. Ты займешь первую же вакансию, понятно? Меня не волнует, если ты попадешь в дорожники в семьдесят седьмом, – ты согласишься на первое, что тебе предложат. – Он посмотрел на Эдгара, у которого слегка отвисла челюсть. – Это цена, которую ты заплатишь.

– Но я же занимаюсь убийствами, это моя работа. Это моя специальность.

– Больше нет. Это не подлежит обсуждению, разве что ты захочешь попытать счастья в ОВР. Или ты идешь к Паундсу, или я. Больше я с тобой работать не могу. Вот так.

Он снова перевел взгляд на музыкантов. Эдгар молчал, и через несколько секунд Босх предложил ему уйти.

– Уходи ты первый. Я не смогу вернуться с тобой в Паркер.

Эдгар встал и, постояв некоторое время возле столика, произнес:

– Когда-нибудь тебе понадобятся все друзья, которых ты только сможешь собрать. Тогда ты вспомнишь о том, что сделал со мной.

– Я знаю, – не глядя на него, сказал Босх.

Когда Эдгар ушел, Босх сумел-таки привлечь внимание официантки и заказал еще выпивки. Квартер играл «Компенсацию за дождь» с некоторой долей импровизации, которая понравилась Босху. Виски начало разогревать его изнутри; он сидел, откинувшись назад, и слушал, стараясь не думать ни о чем, связанном с копами и убийцами.

Но вскоре он почувствовал чье-то присутствие и, повернувшись, увидел, что рядом, с бутылкой пива в руке, стоит Бреммер.

– Судя по выражению лица Эдгара, он больше сюда не вернется. Можно к тебе присоединиться?

– Да, он не вернется, и ты можешь делать все, что тебе вздумается, но учти, что я не на службе, нахожусь здесь неофициально и вообще сбился с пути.

– Другими словами, ты ничего хорошего не скажешь.

– Ты правильно меня понял.

Присев, репортер закурил сигарету, поглядывая на Босха своими маленькими и хитрыми глазками.

– Годится. Я ведь тоже не на работе.

– Бреммер, ты всегда на работе. Даже сейчас стоит мне сказать что-то не так – и ты об этом не забудешь.

– Конечно. Но ты забываешь о тех временах, когда мы работали вместе. О статьях, которые помогли тебе, Гарри. Просто однажды я написал статью, которая оказалась не такой, как тебе хотелось, и все хорошее оказалось забыто. Теперь я всего лишь «тот проклятый репортер», который…

– Плохого я не забываю. Вот ты сидишь здесь, правильно? Так вот, я хорошо помню, что ты сделал для меня и что ты сделал против меня. В конечном счете одно другое уравновешивает.

Некоторое время они молча сидели и слушали музыку. Мелодия закончилась как раз в тот момент, когда официантка поставила на стол третью порцию двойного «Блэк Джека».

– Не хочу сказать, что я собираюсь его раскрыть, – сказал Бреммер, – но почему мой источник информации о записке оказался так важен?

– Теперь он уже не настолько важен. В то время я просто хотел знать, кто пытается меня прихлопнуть.

– Ты уже это говорил. Что кто-то тебя подставляет. Ты действительно так думаешь?

– Это не имеет значения. Что ты написал для завтрашнего номера?

Репортер выпрямился, его глаза сверкнули.

– Увидишь. Правдивый репортаж из зала. Твое свидетельство о том, что кто-то другой продолжает убивать. Большая статья, на первую полосу. Вот почему я здесь. Когда я попадаю на первую полосу, я всегда это отмечаю.

– Устраиваешь себе маленький праздник, да? А как насчет моей матери? Ты это вставил?

– Гарри, если тебя беспокоит именно это, не волнуйся. В статье я о ней даже не упомянул. Честно говоря, для тебя это, конечно, жизненно важно, но с точки зрения газетных новостей – уже излишняя подробность. Я оставил ее за кадром.

– Излишняя подробность?

– Ну да, вроде той статистики, которую всюду суют спортивные комментаторы на ТВ: вроде того, сколько мячей такая-то команда забила в третьем периоде пятой игры в чемпионате 1956 года. Я посчитал, что история с твоей матерью – которую Чандлер пыталась подать как мотивацию твоих действий – это уже излишняя подробность.

Босх только кивнул. Он был рад тому, что важная часть его жизни завтра не станет достоянием миллионов читателей, но старался этого не показывать.

– Тем не менее, – сказал Бреммер, – я должен сказать тебе, что если вердикт будет против тебя и присяжные начнут говорить, что ты сделал это, стараясь отомстить за свою мать, это придется упомянуть – у меня уже не будет выбора.

Босх снова кивнул – это показалось ему вполне справедливым. Взглянув на свои часы, он увидел, что уже почти десять. Надо позвонить Сильвии, а значит, нужно уйти отсюда до того, как начнется следующая пьеса и музыка снова его зачарует.

– Мне пора сматываться, – допив свой бокал, сказал он.