— Все понял, — сказал полковник. — Давайте адрес мастерской и ждите там. Я сейчас договорюсь, чтобы подъехали нужные люди.

— А от кого-нибудь еще сообщения уже поступали? — спросил Лешка.

— Нет, — ответил Осетров. — Пока ни от кого больше сообщений не было. В общем, ждите, раз уж оказались в мастерской. Да, я на всякий случай попрошу, чтобы они открыли дверь мастерской и зашли, поэтому на звонки в дверь не отвечайте: мало ли кто может позвонить — например, сосед захочет узнать, не вернулся ли Буркалов и нельзя ли у него спички одолжить. Поняли?

— Поняли, — ответил Лешка.

— Тогда сидите и ждите, — и Осетров положил трубку.

Что нам оставалось делать? Мы сидели и ждали. Болтали, рассматривали пейзажи, развешанные по стенам.

— Ты знаешь, — сказал Лешка, — в одном детективе Агаты Кристи картина послужила уликой, разоблачившей преступника. Как же этот роман назывался?.. Там шла речь о серийном убийце, которого никак не могли поймать, а потом мисс Марпл познакомилась с художником-любителем, и этот художник утверждал, что никогда не бывал в тех краях, где происходили убийства, а потом мисс Марпл увидела у него пейзаж с узнаваемым зданием и поняла, что художник врет… Я это к тому, что, наверное, можно по пейзажам определить место, где находится деревня Буркалова, и название деревни, и многое другое…

— Теперь ты не видишь самых простых вещей, — ухмыльнулся я.

— То есть?..

Я указал Лешке на картины, лежавшие на стеллаже одна на другой.

— Погляди, что там написано.

Лешка поднялся и прочел надпись на обратной стороне верхней картины: «Закат. Деревня Поплавцы. Буркалов И. В. 1996 год».

— Вряд ли деревень с таким оригинальным названием очень много, — сказал я. — Поэтому на подробной карте Подмосковья мы быстро ее отыщем. Тем более, мы приблизительно представляем где искать: на юго-востоке, так?

— Так… — кивнул Лешка. И вздохнул: — Кто знает, вдруг это нам еще пригодится.

Я тоже вздохнул.

— И правда, не знаешь, что нам может пригодиться. Вроде, мы уже много знаем, но, когда пытаешься все вместе собрать, постоянно возникают неувязки. То одно, то другое не укладывается. Мне все время мерещится, что отгадка где-то рядом, но вот только ухватить ее никак не могу.

— Мне тоже так мерещится, — сказал Лешка.

Тут мы услышали, как щелкнул замок во входной двери, и дверь открылась.

— Быстро приехали, — я взглянул на часы. — Меньше, чем за сорок минут.

— Если только это они, а не Буркалов неожиданно вернулся, — заметил Лешка.

Мы поглядели друг на друга, оцепенев от ужаса. Но наш испуг длился недолго, не больше одной секунды, потому что мы услышали голоса:

— Эй, ребята, где вы там? Показывайте, что стряслось!

— Наши!.. — я с облегчением перевел дух, и мы с Лешкой выскочили в прихожую.

Их было двое. Оба молодые и улыбчивые. Одного из них звали Резо, а другого — Никитой, причем Резо был белобрысый, курносый и синеглазый, а Никита — полная противоположность, вылитый грузин. Оба были экспертами из антитеррористического подразделения.

— Вот… — Мы провели их на кухню, где они сразу наморщили носы, и я как можно короче рассказал им о своих подозрениях.

— Что ж, посмотрим, — кивнул Никита. — Вот только окно не мешает все-таки открыть.

Он извлек из сумки плоскогубцы и еще кое-какой инструмент и стал возиться со шпингалетами. Минут через пять шпингалеты громко завизжали и окно отворилось. В кухню хлынул свежий воздух.

— Вот так-то лучше, — сказал Резо. — Теперь можно и с плитой разбираться. А вы, ребята, собрали бы пока мусор назад в ведро. И селедку лучше положить отдельно, в целлофановый пакет, и заклеить этот пакет клейкой лентой, скотч или упаковочная лента наверняка есть в мастерской, у художников всегда все материалы для упаковки картин под рукой. Если ваши подозрениях справедливы, то селедка может стать вещественным доказательством. Может, на упаковке и отпечатки пальцев сохранились…

— Ничего себе вещественное доказательство… — проворчал я, принимаясь собирать мусор.

— Ага! В буквальном смысле, преступник оставил пахучий след, — поддакнул Алешка, помогая мне.

Мы собрали весь мусор в ведро, в мастерской нашли целлофановый пакет без дырок и клейкую ленту и запаковали селедку так, чтобы запах не проникал наружу. Когда мы с этим управились, то и эксперты тоже закончили осмотр плиты и подходящей к ней газовой трубы. Теперь они стояли, переглядываясь.

— Да-а… — сказал Резо.

— Да-а… — эхом откликнулся Никита.

— Что? — не выдержал я. — Все правильно? Плита испорчена?

— Испорчена, — кивнул Никита. — И очень хитро. Вон там труба подпилена… В общем, если бы человек открыл газ, чиркнул спичкой и зажег духовку, то через две секунды рвануло бы так, что человека точно не было бы в живых.

— И, конечно, списали бы это на несчастный случай, — добавил Резо. — После взрыва никаких следов умышленных повреждений не осталось бы, а если бы что-то и осталось, то никто не стал бы эти следы искать. Раз, как вы говорите, широко известно, что Буркалов — мужик выпивающий, то и списали бы на то, что он в подпитии сначала открыл газ, потом забыл о нем и лишь спустя некоторое время зажег спичку.