Полночь

— Черт! — выругался Бреннан, сжимая телефонную трубку.

— Кому ты пытался дозвониться? — поинтересовалась Дженнифер.

— Кристалис.

— Опять?

— Да. И она опять где-то ходит.

— Кто вообще такая, эта Кристалис?

— Владелица бара, который называется «Хрустальный дворец», — Дэниел смотрел в окно, — Она торгует информацией. Это она навела меня на тебя. Она знает практически обо всем, о чем стоит знать, поэтому ей, скорее всего, известно, где живет Лэтхем. Но ее нет! Черт! — повторил он и ударил по ладони левой руки правой, сжатой в кулак.

— Остается разве что колесить по престижным кварталам, как сейчас, и искать какого-то психа по кличке Несущий Гибель с мешком книг в руках.

Бреннан кисло усмехнулся.

— Я все понимаю. Эта затея кажется безнадежной, но давай поездим еще немного.

Девушка пожала плечами.

— Да пожалуйста…

Он, разумеется, был прав.

Ничего удивительного, что ни один таксист не хотел брать Несущего Гибель.

В него всадили десяток пуль, и весь серый дешевый пиджак был продырявлен, рубаха покрыта пороховой гарью и кровью. От него разило помойкой, штаны были перепачканы.

Он открыл дверцу такси, и все его тощее тело передернулось. Несущий Гибель уперся одной ногой в землю, ухватился за заднюю дверцу и вытянул из машины вторую ногу. Выглядела она пугающе — без ботинка, без носка, розоватая в свете уличного фонаря, маленькая и нежная, как детская, но растущая из безобразной культи, покрытой запекшейся кровью.

Хирам сглотнул и отвернулся.

Таксист был вне себя.

— Ах ты, скотина! — завопил он, — Я посадил тебя к себе в машину в таком виде, а ты меня наколол! Совсем уже обнаглели, за горло взяли!

Несущий Гибель недобро ухмыльнулся.

— За горло — запросто! Повезло тебе, что я спешу, придурок.

Он осторожно опустил не отросшую еще до конца ногу на тротуар и поморщился от боли.

— Скотина! — крикнул таксист и рванул с места на такой скорости, что задняя дверца захлопнулась и прищемила Несущему Гибель бедро. Он плашмя полетел в канаву и закричал. Из кармана у него что-то вывалилось.

Книги, понял Хирам.

Несущий Гибель пошарил в канаве, прижал полиэтиленовый пакет к груди и с трудом поднялся на ноги. Потом то вприпрыжку, то прихрамывая, поковылял к зданию, пытаясь не наступать на новую ногу, обеими руками обнимая драгоценные книжки. Похоже, портье в смокинге ничуть не удивился визитеру. Хирам распахнул перед ним дверь, чувствуя почти жалость к этому калеке.

Из кустов вышел Джей с заранее выставленным вперед, как дуло пистолета, пальцем.

— Эй! — сказал он громко.

Несущий Гибель оглянулся.

Хирам сжал кулак. Внезапно книги потяжелели фунтов на двести. Они выскользнули из пальцев Несущего Гибель и грохнулись прямо ему на ногу. Хирам услышал, как хрустнули, превращаясь в кашу, крохотные, едва сформировавшиеся косточки, увидел, как лопнула нежная белая кожица. Несущий Гибель открыл рот, чтобы закричать.

И исчез.

Хирам нагнулся, вернул книгам нормальный вес и поднял их. Он чувствовал, как все его тело покрыл липкий пот.

— Мы только что могли умереть, — сказал он Щелкунчику Джею.

— А моя мамаша могла постричься в монахини, — пожал плечами Экройд. — Уходим, быстро!

На углу они поймали такси — то самое, из которого только что вылез Несущий Гибель, и таксист немедленно принялся жаловаться на последнего пассажира.

— Куда? — поинтересовался он наконец.

На губах Экройда промелькнула бледная мимолетная улыбка.

— На Таймс-сквер, — бросил он.

— Ну вот, — проговорила Соколица, — мое скромное жилище. Зато собственное.

Пентхаус представлял собой просторную комнату, выдержанную от стен до ковров в различных оттенках серого; огромное окно выходило на Центральный парк. Каждая зона просторного помещения располагалась на своем уровне, на ступеньку-две выше или ниже окружающих. Вся мебель была из стекла и металла, явно очень дорогая; диваны и кресла — длинные, низкие — обтянуты серой хлопчатобумажной тканью. Самое высокое место во всей квартире занимала приподнятая водяная кровать размером с небольшой аэродром. Покрывала на ней не было — лишь смятые атласные простыни все того же серого цвета.

— Хочешь выпить или еще что-нибудь?

Фортунато покачал головой. Соколица подошла к бару и плеснула себе в бокал немного «Курвуазье».

— Отчего ты такой мрачный? Мы ведь спасли Водяную Лилию, разве не так?

— Да, ты спасла ее. И выглядела очень эффектно.

— Да, когда мне нужно, я могу быть эффектной. Терпеть не могу, когда мной пытаются помыкать. — Она присела на краешек барной стойки и сделала глоток, крылья еле заметно затрепетали от удовольствия. Ее чувственность была всеобъемлющей и неукротимой; совершенно естественным движением женщина покрутила ногами, продемонстрировав длинные округлые икры и стройные бедра. — Но это не значит, что я не приветствую некоторую агрессивность — в определенных обстоятельствах.