Здесь Дзане, который по разумному совету Колонны не участвовал в начале дискуссии, присоединился к своим коллегам и немедленно положил на стол бумагу с просьбой о разрешении на возобновление экспедиции. Дориа все еще изворачивался, в конце концов согласившись только при условии, что испанским кораблям должны быть предоставлены поблажки: они должны быть освобождены от дежурства в арьегарде и будут двигаться группой отдельно от остальных, так, чтобы можно было уйти, если им будет нужно. Неудивительно, что к 7 сентября, пока дискуссии все еще тянулись, Дзане написал почти отчаянное письмо в Совет десяти, жалуясь, что Дориа явно полон решимости не ввязываться в сражение, что он все время выдвигает новые возражения и возобновляет прежние, и что, хотя с терпением и тактом до сих пор было возможно опровергнуть эти возражения, он срывает всех их планы и ставит под сомнение все предприятие.

Наконец 13 сентября флот достиг Сити, восточной оконечности острова; и там, по настоянию Дориа, был проведен общий смотр, на котором выяснилось, к его плохо скрытому удовлетворению, что на венецианских галерах действительно не хватало людей, на каждую галеру приходилось только около восьми бойцов, тогда как на каждом корабле папской и испанской эскадр было свыше ста бойцов. Снова он посоветовал отход, и хотя снова в конце концов совет был отвергнут, ему удалось задержать выступление на целых три дня, что было достаточно долгим временем для Дзане, чтобы получить еще один жестокий удар: сообщение, что турки высадились на Кипр. Настал момент — сейчас или никогда. Ночью 17 сентября флот отплыл к осажденному острову.

Но у Кастеллоризо пришли известия еще хуже. Никосия пала. Был созван еще один совет, на котором Дориа предсказуемо повторил свои протесты. И теперь, в первый раз, маркиз Санта-Крус, который, будучи командиром неаполитанских кораблей, формально находился в подчинении у Дориа, но до сих пор придерживался значительно более твердой линии поведения, чем его начальник, тоже посоветовал повернуть назад. Захват Никосии, указал он, будет означать значительное увеличение количества бойцов для турецкого флота и соответствующий подъем боевого духа врага — как раз в наиболее неподходящий момент, когда команды союзников все более и более впадали в уныние. Колонна согласился с ним; так же, с сожалением и неохотой, поступил и старый Джироламо Дзане. Только один голос прозвучал в поддержку продолжения похода: Себастьяно Веньер возразил, что как ни сильны могут быть турки, на следующий год они почти наверняка будут намного сильнее — когда, кстати, союзники вряд ли смогут собрать больше двухсот кораблей, чтобы ударить по ним.

Это были смелые слова, но они никого не убедили; и могучий флот, несущий знамена христианства, повернулся кругом и направился домой, ни разу не увидев врага. В почти жалкой попытке спасти последние крупицы своей репутации бедняга Дзане предложил, чтобы союзники хотя бы попытались причинить ущерб вражеской территории по пути назад; но снова его надежды саботировал Дориа, которому не терпелось добраться до дома. К тому времени, когда Дзане достиг Корфу 17 ноября — по пути сделав остановку на Крите, — на его кораблях вспыхнула новая эпидемия, и сам он был сломлен морально и физически. Не имея даже мужества вернуться домой, он написал в сенат, прося освободить его от должности. Его просьба было удовлетворена, и 13 декабря вместо него генерал-капитаном был назначен Себастьяно Веньер.

Так закончился один из самых унизительных эпизодов в истории Венеции. Если оставить в стороне доводы, что, имея в своем распоряжении три четверти от объединенного флота, венецианцам не следовало терять время, ожидая союзников, а нужно было в июне поспешить и продолжить поход в одиночестве, то по справедливости они не могли нести ответственность за неудачу; но также они не могли избежать своей доли позора, большая часть которого пала на невиновного старика Джироламо Дзане. В начале 1571 года ему было приказано вернуться в Венецию, а в следующем году — причина промедления неизвестна — он предстал перед Советом десяти, чтобы ответить по нескольким серьезным обвинениям, связанным с его поведением во время экспедиции. После долгого расследования он был оправдан — но слишком поздно. В сентябре 1572 года Дзане умер в тюрьме.

Судьба Джан Андреа Дориа была иной. Филипп II неизбежно узнал о резком осуждении, которое вызвал его адмирал; более того, папа Пий, получив доклад Колонны, послал королю официальную письменную жалобу. Но Филипп предпочел не придать этому значения. Дориа точно выполнил свои инструкции и был вознагражден немедленным произведением в чин генерала, с превосходством в ранге над всеми командующими флотов Испании, Неаполя и Сицилии — на этой должности он принес еще больше вреда христианскому делу, прежде чем его не стоящая подражания карьера завершилась.

К 1570 году Венеция удерживала Кипр уже восемьдесят один год. Королеву Екатерину сменил венецианский правитель, который носил звание лейтенанта: ему и двум его советникам — эти трое, известные как ректоры, были кипрским эквивалентом синьории — фактически принадлежала вся гражданская власть. Кроме того, был еще местный Большой совет, в который входила вся аристократия острова в возрасте старше двадцати пяти лет, и вдобавок некоторое число тех постоянно проживающих венецианцев, которые там обосновались; из этих последних аристократы избирались в совет сразу, остальные — при условии, что они не являлись ремесленниками — могли купить себе места после пяти лет постоянного проживания. Но функции совета были в основном избирательными, и даже в этом случае его решения должны были получить подтверждение ректоров.

Тогда как гражданское правительство находилось в Никосии, военный штаб находился в Фамагусте. Там располагался постоянный гарнизон из пехоты и кавалерии и базировался флот, командовал ими венецианский капитан — хотя во время войны его мог заменить проведитор-генерал, специально присланный из Венеции, чтобы принять на себя верховную власть. Фамагуста, в отличие от Никосии, была хорошо укреплена. Кроме того, исторически это был главный порт острова, хотя к 1570 году Салина (современная Ларнака) опередила его по торговому грузообороту.