— Но здесь очень светло, Роланд.

— Знаю. Я хочу раздвинуть твои белые бедра и разглядеть тебя. Давай я помогу тебе снять платье.

Ее волосы струились по плечам тяжелой волной. Он намотал их на руку и притянул к себе ее лицо.

— Взгляни на меня, Дария. Она повиновалась, и он как завороженный уставился на нее.

— Ты пробуждаешь во мне безумное желание. Я просто смотрю на твой розовый язык и твердею, как камень.

Он засмеялся и стал развязывать тесемки ее платья.

Его движения становились все более порывистыми и неловкими, по мере того как росло его желание. «А как же Гвин? — подумала Дария. — Неужели мне придется забыть, что он нарушил супружескую верность? А если бы я изменила ему с другим, что бы он сказал? Или ему было бы все равно?» Она тряхнула головой от такой несправедливости и, почувствовав на своей обнаженной коже дуновение теплого летнего ветерка, взглянула ему в лицо. Роланд пожирал глазами ее груди.

— Ну что, я не хуже Гвин? Я доставляю тебе не меньше удовольствия?

Роланд уже думать забыл о Гвин. Теперь он жалел о том, что поступился своей честью. Признаться, он не скучал по смазливой служанке, ибо жена заполнила все его мысли. Слова Дарии застали его врасплох и заставили снова испытать чувство вины и злость на них обоих. Ему показалось, что она вылила на него ушат холодной воды.

— Как сказать, — солгал он и отодвинулся от нее. — Груди Гвин намного полнее, соски цвета спелой сливы и мягкие, как бархат. Ее груди трепетали, когда я ласкал их, словно жили самостоятельной жизнью, и полностью заполняли мои ладони.

Глаза Дарии потемнели от боли. Но она сама виновата. Зачем было спрашивать? Чего она ожидала? Неужели хотела услышать, что она — самая потрясающая женщина, а Гвин ничто? Она попробовала было прикрыться, но он вырвал у нее одеяло.

— Хватит глупостей. Слушай меня, Дария. Ты моя жена. Я хочу смотреть на тебя. Не говори мне о других женщинах, с этим покончено. И запомни, я не разрешаю тебе накрываться без моего позволения.

— Будет ли у тебя опять женщина, Роланд? Еще и еще?

Он молча покачал головой.

Грудь Дарии бурно вздымалась, и он смотрел на нее, стиснув ее руки. Платье задралось до самой талии. Резким движением он опрокинул ее на спину и лег рядом. Прижавшись щекой к ее груди, он коснулся языком ее соска, и она почувствовала такое возбуждение, что издала долгий, протяжный крик. И сразу же ей стало стыдно.

Его язык все настойчивее играл с ее плотью, и она задрожала.

— Пожалуйста, Роланд, ну пожалуйста. Она и сама не знала, чего просила: то ли ласк, то ли роздыху. Роланд принялся ласкать второй сосок, и Дария затрепетала. Он тихо рассмеялся, обдавая горячим дыханием ее пылающее тело, и ей хотелось сказать ему: «Оставь меня, убирайся к своей шлюхе, я тебе не верю», — но из горла вырвался лишь тихий вскрик.

Нетерпеливые пальцы Роланда проникли под помятое платье и коснулись живота. Он поднял голову и взглянул на жену.

— Лежи на спине. Твой живот пока еще плоский, словно в нем нет никакого ребенка.

Дарии показалось, что в его глазах мелькнула боль, но он быстро опустил голову ей на грудь и принялся снова посасывать ее, пока она не задрожала, изнемогая от страсти…

— Тебе нравится, Дария? Знаешь, что я чувствую?

Его голос, столь же мягкий и нежный, как его пальцы, проникал, казалось, в каждую частичку ее тела. Дария открыла рот и застонала. Роланд тотчас же припал к ее губам, и в этот миг она испытала несказанное блаженство. Она закричала и начала бешено извиваться. «Сколько в ней страсти», — подумал он изумленно и торжествующе. Роланд отстранился от Дарии, не в силах больше ждать, возлег на нее и овладел ею.

Он не мог оторваться от ее нежного, манящего рта, от гибкого, дразнящего языка, от мягких губ, ждущих его губы.

Наконец Роланд поднял голову и сказал:

— Больше мы никогда не будем вспоминать о Гвин или моих бывших любовницах. Зачем мне искать другую, коли у меня есть ты? Дария, ты такая страстная! Как ты могла так долго оставаться девственной? Хотя на самом деле я не знаю, была ли ты девственницей.

От обиды, вызванной его словами, у нее закружилась голова, но она взяла себя в руки.

— Ты ведь присутствовал при той унизительной сцене в Тибертонском замке, когда граф Клэр вздумал проверить, невинна я или нет, но тебе все равно неймется меня оскорбить. Я ненавижу тебя, Роланд.

— Дария, твое тело принимает меня, изнемогая от наслаждения. Пожалуй, только твоя непомерная гордыня уязвлена.

— В таком случае я ненавижу твою потребность оскорблять меня, ненавижу твою жестокость. Скажи, зачем ты это делаешь?

Роланд вышел из нее и встал, расправив одежду неловкими быстрыми движениями.