— Ребята, вы чего ждали? — удивилась Пэм. — Думали, тут вам хор девочек покажут, да чтоб каждая волокла на себе здоровенный пенопластовый булыжник? Или римских центурионов, разъезжающих на тележках для гольфа? Главное правило в кино: «Быстро-быстро собрались и — ждем!» Все, я пошла, через пять минут буду.

Мы поели холодных макарон и стали разглядывать толстые кабели, пересекавшие площадку в разных направлениях. Нам вдруг стало невыносимо скучно.

— Задолбало все это, — выразил общее мнение Гамильтон. — Пора сваливать.

Мы совсем уже было намылились сваливать, как меня окликнула Тина Лоури, моя старая школьная знакомая:

— Ричард! Ричард Дорланд, ты ли это? Это я, Тина.

У Тины, как и у большинства людей, работающих в кино или на телевидении, было слегка «извини-тороплюсь-не-могу-долго-говорить» выражение на лице. С узкой полоски чистого неба между тучами вдруг проглянуло солнце, и под его лучами эффектно сверкнул висевший на шее Тины экспонометр.

— Тина? Ты? Здесь?

— Ну да. А ты — ты-то как здесь? Массовка? Или вы в группе?

— Да нет. Я просто живу неподалеку. У нас тут одна подружка работает. Гримером. Пэмми. А ты тут кто? Режиссер-продюсер?

— Ну, до этого мне далеко. Я — ассистент режиссера, «А-эр». В общем, невелика шишка, вот только работы — завались. А ты что, Пэм знаешь?

— Да мы с ней вместе выросли, жили вон там, ниже по склону. А это Гамильтон, — я ткнул пальцем в перепачканную дубину, стоявшую рядом со мной, — ее любимая куколка.

Тина обалдело уставилась на Гамильтона.

— Знаешь, я ведь даже вырезала ее фотографии из «Вог» и других журналов. Я хотела быть такой, как она, и вот — на тебе, работаем вместе. Странно. А ты как — что делаешь?

— Здесь-то?

— Да нет, вообще. Работаешь или занимаешься чем?…

Я уже убедился, что говорить «Ничем» проще, чем заводить речь о недвижимости.

— Да вот… живем помаленьку, особо не напрягаемся.

Ожидал я обычного искусственно-сочувственного оханья, маскирующего неловкость, но Тина изрядно удивила меня:

— Работа нужна?

— Конечно… э-э… ну да, может быть… а что делать-то?

— Найдем что-нибудь по твою душу. У нас народу не хватает; контора развивается — люди нужны. Я свяжу тебя с нашими кадровиками, с профсоюзниками. Ты мне позвони.

Где-то по соседству раздался звук клаксона.

— Слушай, побегу я. Пока!

Тина растворилась, оставив после себя, как и большинство киношников, легкое облачко реквизитной пыли.

И вот снова, пожалуй, впервые за последние десять лет, наш город стал для меня волшебным, вызывающим восхищение местом. Вуаля! Нас троих, Гамильтона, Лайнуса и меня, взяли на работу и поручили — что бы вы думали? — поиски объектов для натурных съемок. И вот две недели напролет мы колесим по городу и окрестностям в Гамильтоновой колымаге, сшибая мусорные бачки, устраивая «светофорные гонки» с добропорядочными гражданами, подбивая их на соревнование с риском спровоцировать цепное столкновение при резком торможении. Эти горячие головы вычислялись Гамильтоном в транспортном потоке с убийственной точностью. «Ты только посмотри на этих мерзавцев, жаждущих крови, — завсегдатаи кабаков с проспиртованными мозговыми клетками, да свежеосвежеванные туши — прямиком из спортзала. Как же легко их, оказывается, завести». Любое место, нужное режиссеру, мы подыскивали в считанные минуты, в основном благодаря моему риэлтерскому опыту и давнему знакомству с этими краями. Мы чувствовали себя полезными, нужными.

Скотт, парень из режиссерской группы, приехавший из Лос-Анджелеса, говорил нам:

— Здесь так много снимают, потому что Ванкувер — уникальное место. Его можно превратить в любой североамериканский город, подыскать любой пейзаж, затратив минимальные усилия и еще меньше денег. И в то же время у этого города есть своя душа. Видите, кстати, вон тот мотель. В прошлом сериале он был Питтсбургом.

Скотт, как и мы, никогда не учился на киношника. Как и все, занятые в этом деле у нас в городе, он появился из другого мира. Математики, юристы, зубные техники, бывшие хиппи — все бросились делать кино. Этот порыв был просто повальным.

Жизнь неслась в ритме «ча-ча-ча».

— Ох-ох-ох, — гордо завывал Гамильтон, — ну разве мы не самые клевые, крутые, классные, просекающие фишку, въезжающие в тему, сексуальные, веселые и просто отличные ребята?

— Да, — как роботы, кивали мы с Лайнусом. — Ты — конечно, такой.

Между тем прошел слух, что студия «Фокс» собирается снимать здесь пилотную часть нового сериала — тогда у нас таких снимали по дюжине в год. Мы позвонили куда надо, и вскоре Пэм, Гамильтона, Лайнуса и меня взяли в этот проект, посвященный заговорам и козням, которые устраивают пришельцы, госструктуры, экстрасенсы и сектанты, жаждущие испохабить жизнь простым людям. Эти козни, в свою очередь, должны были быть распутаны детективом-мужчиной, верящим в паранормальные явления, и детективом-женщиной, имеющей на этот счет некоторые сомнения. Формула не слишком замысловатая, но нам она пришлась по душе.

Телесериалы — это те еще съемки. Сумасшедшая гонка. Мы шатались по городу, куя железо, пока оно, значит, не остыло, выискивая места, которые предстояло выдавать за Флориду, Калифорнию, Висконсин или Пенсильванию.

— Хорошо, что ботаники, например, редко смотрят эту чушь, — любил ухмыльнуться по этому поводу Лайнус. — Или метеорологи.

Поскольку дождь в Ванкувере явление нередкое, то и в нашем кино героев частенько поливало по-настоящему. Критика с похвалой отозвалась о «мрачной, дождливой атмосфере» фильма. Когда об этом в очередной раз заходила речь, Пэм, довольная, повизгивала и хихикала.