Я знаю Арта лучше, чем другие, и понимаю, что очень многое в его характере объясняется национальностью. По-видимому, внешний облик оказал немалое влияние на формирование его души. Среди врачей довольно много китайцев и японцев, и про них ходит масса анекдотов, причем весьма злобных. Кое-кого раздражают энергия и сообразительность азиатов, их стремление к успеху. Такие же анекдоты рассказывают и про евреев. Полагаю, что Арту – американцу китайского происхождения – приходилось восставать и против этого фольклора, и против собственных воспитателей, приверженцев консервативных традиций. Вот почему он ударился в другую крайность и стал эдаким левацким элементом. Одно из проявлений этих умонастроений – безудержная тяга Арта ко всему новому. Ни у какого другого бостонского акушера нет настолько современного оборудования. Арт покупает все новинки, и на эту тему тоже ходит немало анекдотов. Его называют азиатской диковиной, зацикленной на новомодных штуковинах. Но Артом движут совсем другие побуждения. Он просто борется с традицией, рутиной, пытается выбраться из наезженной колеи.

Достаточно совсем недолго поговорить с ним, чтобы понять: Арта буквально распирает от идей. Он разработал новую методику взятия проб на наличие раковых клеток в матке. Он считает пальпацию тазовых органов пустой тратой времени. По его мнению, базальная температура – гораздо более точный показатель овуляции, нежели принято считать. Он убежден, что даже при самых тяжелых родах ни в коем случае нельзя пускать в ход щипцы, а общий наркоз следует запретить, заменив его большими дозами транквилизаторов.

Попервоначалу все это звучит весьма впечатляюще. И только спустя какое-то время вы осознаете, что Арт попросту оголтело атакует косность, рьяно выискивает, и находит, изъяны во всех областях традиционного акушерства.

Поэтому я думаю, что рано или поздно он должен был начать делать аборты. Конечно, мне следовало бы разобраться в его побуждениях, подвергнуть их сомнению. Но я редко задумываюсь об этом. Мне кажется, что цели и конечные результаты гораздо важнее мотивов. История знает немало примеров, когда люди творили зло из самых добрых побуждений и в итоге терпели неудачу. Но бывало и так, что человек делал добро во имя ложных идеалов. И становился героем.

***

На сегодняшней вечеринке был только один человек, на помощь которого я мог рассчитывать. Фриц Вернер. Я принялся искать его глазами, но тщетно. Зато увидел Блейка – старшего патологоанатома Общей больницы. Блейк приобрел широкую известность благодаря своей голове – огромной, круглой и совершенно лысой. У него мелкие, почти детские черты лица, крошечный подбородок и широко поставленные глазки. Короче, его наружность полностью соответствует расхожему представлению об облике человека будущего. Блейк обладает холодным умом, подчас сводящим с ума его собеседников, да простится мне этот умный каламбур. И обожает всякого рода головоломки. Вот уже много лет мы с ним играем в слова. Правда, лишь от случая к случаю.

Заметив меня, Блейк приветственно поднял бокал с мартини и привычно спросил:

– Вы готовы?

– Конечно.

– «Волосатость», – предложил он.

Словцо было не ахти какое длинное, но все же попробовать стоило. Достав записную книжку и карандаш, я принялся усердно составлять из его букв другие слова. В конце концов у меня получилось: «волос», «слово», «лось», «лосось», «соль» и «сало».

– Ну, сколько? – спросил Блейк через минуту.

– Шесть, – ответил я.

Он улыбнулся.

– Говорят, из него можно выжать двенадцать, но у меня получилось только десять. – Блейк взял мой блокнот и добавил к записанным мною словам еще четыре: «соло», «тост», «ватт» и «волость».

Достав из кармана четвертак, я вручил его сопернику. Он победил меня третий раз кряду. За последние несколько лет Блейк брал верх так часто, что я утратил счет своим поражениям. Впрочем, ему вообще не было равных.

– Кстати, вы слышали о первой модели ДНК? – спросил он.

– Да.

– Жаль. – Блейк покачал головой. – Мне нравится огорошивать этим людей.

Я улыбнулся ему, не в силах скрыть удовольствие.

– А знаете ли вы последние новости об азиатской молодежи? Эта их борьба за право больного отказаться от лечения. Прямо подарок для всякого, кто ратует за применение фтористых соединений.

Об этом я тоже был наслышан. Похоже, моя осведомленность огорчила Блейка, и он побрел прочь в поисках другого собеседника, с которым можно было бы скрестить шпаги.

Блейк коллекционирует медицинско-философские софизмы. Он возносится на вершины блаженства всякий раз, когда ему удается путем логических рассуждений доказать хирургу, что тот не имеет морального права оперировать больного, а терапевту, что его главная обязанность – угробить как можно больше пациентов. Блейк обожает слова и играет понятиями, как ребенок – тряпичным мячом. И забавляется этой игрой, потому что она не требует от него никаких усилий. С Артом он поладил мгновенно. Год назад они, помнится, четыре часа кряду спорили о том, несет ли акушер моральную ответственность за судьбу детей, которым он помогает появиться на свет.

Вспоминая разговоры с Блейком, я понимаю, что они не более важны и полезны, чем, скажем, созерцание тренировки атлета в гимнастическом зале. Но Блейк умеет распалить собеседника. У него очень строгий ум, и это дает ему преимущества при общении с представителями самой строгой профессии на свете.

Слоняясь по комнате, я слышал обрывки разговоров и анекдотов и думал о том, что попал на типично медицинское сборище.

– ..а вы слышали о том французском биохимике, у которого родились близнецы? Одного он окрестил, а другого не стал и использует его как контрольный образец…