– А следак что говорит?

– Ничего он не говорит, – вздохнула она. – Мне почемуто кажется, что он мне не верит, хотя мы с ним знакомы, и Егора он хорошо знал. Он смотрит на меня все время с подозрением, словно я стараюсь что-то скрыть или приукрасить. Я уже жалею, что согласилась тогда на эту авантюру, не надо было…

– Зато отец твой объявился, киска, разве это плохо? – Хохол закурил, откинувшись на спинку кресла. – Ты теперь не одна.

– А я и так не была одна – у меня есть ты.

У него было такое лицо, словно Марина назначила его президентом или, на худой конец, мэром. За эти слова он мог простить ей все, что угодно, ему только это и было важно – что он нужен, что она сама об этом сказала. Где-то Марина вычитала, что есть люди-кошки и люди-собаки, так вот Хохол – типичная "собака", готовый пожертвовать собой ради нее.

– Женька, я вот подумала – а если со мной что-то случится, ты куда пойдешь?

– За тобой, – не раздумывая, ответил он. – И прекрати эти идиотские разговоры, ничего с тобой не случится, я ведь рядом.

– Прости. Иногда вылезает стервозное нутро – так хочется почувствовать себя единственной и неповторимой! – рассмеялась Коваль, в душе не сомневавшаяся в его ответе.

– Ты и так единственная – куда дальше-то?

Вечер плавно приближался к закату, из окна каминной было хорошо видно, как садится солнце, проваливаясь в облака. Небо красное – ветер будет завтра, опять нога заноет… "Тьфу, как старая кошелка – там ноет, там колет, тут на погоду реагирует!"

– Завтра футбол, между прочим, – напомнил Хохол, потягиваясь. – Поедем?

– Конечно, – встрепенулась Марина. – И так столько игр пропустила со своими заморочками!

– Ага, вдруг Марадона без тебя Лигу чемпионов выиграл! – насмешливо отозвался Женька.

Марину всегда удивляла его неприязнь к главному тренеру "Строителя" Ваське Марандину. Вроде нигде они раньше не пересекались, во всяком случае, так утверждали они сами, никаких претензий друг к другу у них не было, но Хохол не упускал ни единой возможности подколоть и уязвить Марадону.

– Я не могу понять – за что ты его так не любишь? – Этот вопрос задавался неоднократно, и варианты ответов на него Коваль знала наизусть.

– За что мне его любить, он ведь не баба, – пожал плечами Женька. – Не люблю примазавшихся. Знаешь, везде такие есть, что по жизни, что на зоне, которые в любом месте пристроятся, местечко получше найдут. Даже если при этом нужно будет кого-то выпихнуть.

– Ну, положим, Васька никого не выпихнул – это была моя идея и Розана покойного.

– Да не грузись ты – что, за что, – отмахнулся он. – Не нравится – и не нравится, я ж его не трогаю, пусть спит спокойно.

– Ох, темнишь ты, дружочек мой! – Марина налила себе еще одну чашку чая и закурила. – Может, после футбола на водохранилище рванем? Жара такая, а я на пляже не была ни разу.

– Тебе все некогда. Может, тогда номер снимем в профилактории? Выходной на носу, можно пару дней на природе побыть, шашлыки там, и все такое…

"Господи, везет же с мужиками! Такие все из себя понимающие и всепрощающие!"

Но Марина всегда прекрасно знала, что, не будь она собой, не было бы этого всего, никогда и ни за какие плюшки не простили бы ей ни Хохол, ни Малыш ни одной оплошности, ни одного не вовремя или неосторожно сказанного слова. Просто они оба хотели держать ее при себе, боясь потерять или опасаясь того, что кто-то может заменить их. А как можно отдать свое? Да еще добытое в таких муках и приключениях? Не-е-ет! Все мужчины страшные собственники, пусть, мол, не шикарно, но мое, родненькое, никому не отдам!

– Ну, идем, киска? – Женька увлек Марину за собой в свою комнату, уложил на кровать. – Здесь спать будешь, а то не нравишься ты мне сегодня.

Она не особо возражала, зная, что рядом с ним уснет спокойно и даже без кошмаров, преследующих ее постоянно, не дающих нормально отдохнуть ночью и выматывающих нервы.

Даже сломанная ключица и гипс не заставили Хохла изменить своей привычке бегать по утрам, пусть пока не обычные десять километров, но все же. Он тихонько выбрался из постели, думая, что Марина спит, и на цыпочках вышел из комнаты. На лестнице зашуршала болонья ветровки, потом тихо щелкнул замок на входной двери. Коваль потянулась всем телом, разминая затекшие за ночь косточки, и замурлыкала совсем как кошка, забравшаяся на хозяйскую постель. Субботнее утро, прохладное пока, уже тихонько прокралось через плотную штору окна, рассыпав лучи солнца по темному паркету пола, по стенам, по постели, на которой лежала Марина. Захотелось вдруг встать, распахнуть окно и подставить себя всю этим лучам, ощущая их тепло на теле. Что она немедленно и сделала, зажмурившись от яркого света.

"Господи, как же хорошо-то…"

Что-то небывалое вселилось в нее – Марина умылась, наскоро причесалась и пошла на кухню, думая, чем бы таким удивить Женьку с утра пораньше. В отличие от нее, Хохол всегда с утра завтракал, пытаясь заставить и хозяйку, но бесполезно – ее организм в таких вещах не нуждался, зато вот без кофе просто не мог начать работу.

Оказывается, с детства ненавидя овсянку, Марина не разучилась ее варить – видимо, это как с велосипедом и коньками. Сколько же этой мерзкой каши сварила и съела она в своем фантастически счастливом детстве, даже представить страшно! Единственное, что всегда водилось в их доме, так это геркулес, где и когда мамаша успевала его брать – до сих пор для Марины оставалось загадкой, но именно он не давал ей сдохнуть с голоду. И теперь, глядя в кастрюлю, Коваль опять вспомнила свое прошлое, которое так старательно пыталась забыть все эти годы.