Иван затряс головой, обещая не молчать, и Коваль выпустила галстук. Мужчина мешком рухнул в кресло, хватая ртом воздух и пытаясь восстановить дыхание. Марина взяла новую сигарету, закурила и уставилась в бурое лицо:

– Ну?

– Я... я не виноват, честное слово... – все еще задыхаясь, выдавил он. – Меня... мне... угрожали, обещали... семью...

– Что? – нетерпеливо подстегнула Марина, постукивая по столешнице ногтями.

– Ко мне приезжал мужик какой-то... противный такой, и глаза у него... как прокисшие...

«Кадет», – облегченно подумала Коваль, поняв, что сейчас все ее проблемы решатся: конкурент мертв, а в одиночку Иван вряд ли станет продолжать испытывать ее терпение.

– Расслабься, Ваня, – насмешливо глядя на него, проговорила она. – Теперь ни тебе, ни твоей семье ничего не угрожает. И больше не смей идти против меня, уяснил? То, что ты испытал сегодня, всего лишь маленькое предупреждение. И лучше тебе не знать, что бывает, когда я сержусь.

Коваль встала, небрежно похлопала собеседника по щеке и пошла в приемную, бросив там секретарше:

– Водички шефу принеси, что-то душно у него в кабинете.

Данила открыл ей дверь и вышел следом и только в машине осмелился спросить:

– Все в порядке, Марина Викторовна?

– Да, Даня, все хорошо. Домой.

Завернув по дороге в «Стеклянный шар» и обеспечив себе удовольствие на весь вечер, Коваль расслабилась на заднем сиденье джипа и представила, как они с Хохлом проведут время перед камином, уложив спать Егорку. Но сперва – в душ, в душ, и долго стоять под водой, смывая с себя весь этот день, всю грязь, в которую пришлось окунуться. С возрастом все невыносимее становилось это противное, липкое ощущение, возникавшее всякий раз, когда приходилось делать что-то самой. «Я старею, – равнодушно думала она, затягиваясь сигаретным дымом. – Раньше меня это не угнетало, я просто не замечала того, что делаю, и того, как делаю. А теперь... Совесть, что ли?»

Когда «Лексус» плавно остановился во дворе, у дверки моментально оказался Женька, подхватил Марину на руки:

– Где так долго была?

Она болтала ногами в замшевых сапогах, обнимая крепкую шею любовника, и была совершенно счастлива.

– Сын где?

– С Геной дом строит, – ответил Хохол, прижимаясь лицом к ее щеке и вдыхая тонкий аромат духов. – Няня уехала уже, а они все играют. Генка сам увлекся, по-моему. Так что у тебя есть время сходить в душ...

Он внес Марину в дом, снял с нее сапоги и куртку. Она подчинялась, получая удовольствие от Женькиной заботы, от его внимания. Марина привыкла к его рукам, осторожно снимающим с нее одежду, к выражению его лица, когда он смотрел на нее, и в такие моменты любой из знавших Хохла близко поразился бы разительной перемене, происходившей с ним.

В детской полным ходом развернулось строительство. Маринин племянник подарил Егору огромный конструктор, и теперь мальчик вместе с охранником возводил высокую башню. Обернувшись на звук открывшейся двери, Егорка увидел мать и заголосил:

– Мамуя!

– Иди ко мне. – Марина присела на корточки, и сын мгновенно забрался к ней на руки, прижавшись всем тельцем и запуская ручки в прическу. На пол полетели шпильки, длинные Маринины волосы рассыпались по спине. – Все, управился? – Она пошлепала Егорку по спине, и тот рассмеялся.

Хохол наблюдал за ними с улыбкой, и лицо его светилось от нежности. Коваль встала и повернулась к нему:

– Ты чего?

– Да так, – протянул он. – Смотрю на вас и думаю: а ведь это твой сын, Маринка.

– Конечно. И никто, слышишь, – никто не посмеет в этом усомниться.

Коваль прижала к себе ребенка так, что тот недовольно закряхтел и стал вырываться. Марина опомнилась и поставила сын на пол:

– Ну, собирай машинки, купаться пора.

Пока Егорка вместе с Геной ликвидировали завалы в детской, Марина прошла к себе в спальню, сбросила вещи прямо на пол и вошла в душевую кабину. С ожесточением намыливая тело мочалкой, она хотела поскорее избавиться от воспоминаний о сегодняшних визитах.

«Ну почему, почему люди никак не хотят по-хорошему? Разве это так сложно? Просишь об услуге – значит, заведомо понимаешь, что она должна быть оплачена в срок! Значит, принимаешь условия этого негласного соглашения! Так к чему потом вот эти сложности? Ведь явно сидит сейчас этот ресторатор и пьет водку, чтобы снять стресс от близкого знакомства с моими ребятами! А заодно и убытки подсчитывает от разгрома бара. Ну, и что стоило ему сделать все правильно и избавить себя от подобного времяпрепровождения?»

Не найдя, как всегда, ответов на свои многочисленные вопросы, Коваль выключила воду и потянулась за полотенцем.

В спальне был Женька, держал в руках ее халат. Марина чуть улыбнулась, сунула руки в рукава. Хохол ни о чем не спросил, вообще не произнес ни слова – знал, что сейчас ее лучше не трогать, она где-то не здесь, а глубоко в себе, переживает то, что произошло сегодня. В таком состоянии обращаться к ней с разговорами было бесполезно, а порой и вредно: могла заорать или отвесить пощечину.