Шрифт:
Без чужой помощи оттуда не выбраться. Я буду той помощью, постараюсь помочь, как смогу. Не брошу. Не предам.
"… Я всегда-всегда буду рядом, чтобы тебе больше никогда не было одиноко…" — слова, совсем недавно зазвучавшие в моей голове. Они — истина, которой я буду следовать.
— Я не брошу тебя одного, если ты этого сам не захочешь.
Я верю в свою убежденность. Поверь и ты в нее.
Я постараюсь сделать так, чтобы тебе было легче.
— Вместо того, чтобы спорить со мной, расскажи мне побольше о себе, о своей семье, вообще о своей жизни.
— Тебе мало на сегодня откровений?
Я кивнула и улыбнулась. Раз тебе больно, я буду улыбаться за нас двоих. И тогда может твоя боль немного утихнет.
— Ага, я расскажу и ты хлопнешься в обморок от страха. — Он скосил на меня глаза. И я уверена, мне не показались пляшущие в них смешинки. И отсутствие тоски.
— Если такое случиться, думаю, ты меня откачаешь.
— Откачать то откачаю, но ты ведь упадешь. — Он тоже улыбнулся. — И перестанешь обнимать меня.
Кажется, я покраснела.
Перемены были ощутимы. Лицо его словно просветлело, и мне было приятно думать, что эти перемены произошли благодаря моим словам. Я счастлива, что ему лучше.
***
С его стороны
— … Я перестал быть человеком после девяти лет прожитой жизни. Прожитой в роскоши, но не вседозволенности. У меня был строгий распорядок дня, а с семи лет, кроме обязательных пятичасовых занятий фехтования и занятий с учителями, туда добавились с утомительные встречи с различными министрами, секретарями, мэрами и прочими чиновниками. Сидел я всегда в качестве еще одного кресла: немого, в меру глухого, с благообразной миной на лице. Для дяди я был политическим инструментом и решающим аргументом в различных спорах.
В общем, жизнь моя окончательно наскучила мне как раз в девять лет. Школьную и академическую программу я прошел еще в восемь. Учителя называли меня уникальным ребенком, что мне безмерно льстило. На мечах тоже не было мне равных, хотя желающих это исправить было много. Я начал читать императорскую библиотеку и прочитав примерно половину огромного количества книг, забросил.
И тогда мне подарили щенка. Я очень привязался к нему. Но дяде не понравилось, что меня что-то отвлекает от государственных дел, к коим я не имел никакого причастия. Он убил его, а заодно до полусмерти избил меня, сломал позвоночник и половину ребер.
Дядя чертовски сильный человек.
Тогда, лежа на бетонном полу в загоне для лошадей, я почти смирился с мыслью о скорой смерти. Под скорой я не имел ввиду быстрой, точнее будет, неминуемой. Во мне билась слабая надежда, что кто-нибудь заметит меня, поднимет тревогу. Но, похоже, дядя подстраховался и отослал всех слуг.
Солнце перевалило за полдень, когда я смог пошевелиться. Сначала пальцами рук, потом уже и всей рукой. Я бы сказал, что очень удивился, но сил не хватало выразить это хотя бы мысленно. Боль немного притупилась и я смог размышлять. На назначенную дядей встречу я безнадежно опоздал, значит идти в замок нет смысла. Если я там появлюсь, значит, окончательно распрощаюсь с обретенной возможностью двигаться. И я решил уйти, а точнее уползти, потому-что ноги еще плохо слушались, в лес.
Я заполз достаточно далеко, как мне казалось.
Вдалеке слышались крики и топот лошадей, пару раз среди деревьев мелькали люди с факелами, выкрикивающие мое имя; наконец, меня хватились. Но, как я уже говорил, дорога в замок была мне заказана. Что делать дальше, я не знал, да и честно говоря, не хотел думать.
Вот именно тогда и пришла она…
Я на секунду замолчал, чтобы перевести дух.
— Кто она? — нетерпеливо переспросила Алекс.
Она сидела у меня за спиной, обняв за талию. Мои мокрые волосы наверняка насквозь пропитали водой ее футболку. Я хотел попросить ее пересесть, но побоялся разрушить хрупкую атмосферу.
Она еще ни разу не обнимала меня…
Так даже лучше, когда я не вижу ее. Словно я просто говорю вслух, не обращаясь ни к кому. И главное, не надо следить, как бы не проявились на лице эмоции, знать которые ей не нужно.
Я продолжил рассказ.
— Ближе к ночи была буря. Ветер свистел в ушах, сухо трещали молнии в перерыве между раскатами грома. Пошел дождь, но какой-то странный дождь, остро пахнущий ржавчиной и по вкусу напоминающий кровь.
Я выполз из своего укрытия, попытался рассмотреть небо сквозь пышные кроны и, наконец, увидел маленький кусочек черного сурового неба. И тут произошла вторая попытка прервать мою жизнь за сегодняшний день. С тучи сорвалась молния и стремительно направлялась ко мне. Я оцепенел и со страхом наблюдал, как она приближается, как высыхают и скукоживаются листья у нее на пути. Все ближе и ближе.
И вот, когда между нами оставалось не больше метра, между нами возникла маленькая ладошка. Молния врезалась в эту ладонь и исчезла.
"Ее словно засосало" — так я подумал тогда.
Сердце колотилось, как бешенное. Я хотел закричать, но кто-то зажал мне рот.
— Не кричи, они услышат.
Из темноты обрисовалась маленькая фигурка с длинными волосами, которые укрывали ее переливающимся серебристым светом плащом. Они как будто источали слабое сияние. Но еще ярче сияли ярко алые глаза.