По хрусту гравия за спиной Таганов понял, что шпик спешит за ним. Ашир прибавил шаг и в конце аллеи, обогнав Розенфельда, оказался перед новым аттракционом — «Лабиринт». Быстро вошел туда...

В полумраке лабиринта с дешевыми ужасами из папье-маше, кривыми зеркалами, уродливо искажающими облик посетителей, шпик, мечась по кривым коридорам, потерял Таганова из виду.

— Сюда, пожалуйста, — шепнул кто-то женским голосом и схватил Таганова за рукав. Ашир отдернул руку. — Вам привет от Мамеда. — И снова та же рука мягко потянула Ашира к выходу.

Рядом с «Лабиринтом» располагался маленький цирк-шапито. Девушка подвела Таганова к одному вагончику, пропустила его вперед.

Вагончик внутри был перегорожен. Незнакомка легко подтолкнула Ашира в спину, а сама осталась в тамбуре. Таганов шагнул в дверцу и оказался в крепких объятиях Дядюшки, успевшего шепнуть белокурой девушке:

— Мария, готовься к своему выходу.

Розенфельд тихо рассмеялся, ласково вглядываясь в лицо Ашира.

— Тоже с нами работает. Хорошая у меня племянница. Здесь обзавелся. Но не будем терять времени. Этот, что за тобой увязался, — из местных, его Фюрст нанял. Ты дал какой-нибудь повод к подозрениям?

— Пока вроде бы никакого. Мне кажется, обычная дотошность Фюрста. Для перестраховки, проверить на благонадежность перед заброской... — И Таганов сообщил Розенфельду о «лесной школе», ее руководителях и инструкторах, о группах, уже заброшенных и готовящихся к переброске в советский тыл. Рассказал о настроении курсантов, о военных объектах, подмеченных во время учебных вылазок, поездки в Дьепп...

— Дома все в порядке, — сказал Розенфельд, — мать жива-здорова, жена тоже... Инструкция Центра остается прежней: проникнуть в центр формирования Туркестанского легиона, приблизиться к Вели Каюму. Тебе надо избежать отправки в наш тыл с группой Яковлева. Считай, что группа «Джесмин» будет обезврежена — твои сведения помогут... Связь через Лукмана — это Черкез. По мере надобности с тобой свяжется «племянница», ее псевдоним — Белка. Запасная связь остается прежней — через «почтовый ящик» на кладбище Кёнигсхайде в Берлине. От центрального входа пройдешь по аллее от пятой липы направо, потом двести метров по тропинке, слева — фамильный склеп барона фон Мадера. На могиле старшего Мадера — Фридриха черная мраморная плита. В верхнем правом углу потайная выемка, туда будешь прятать корреспонденцию. На меня выходить в крайнем случае...

Шпик тем временем выбрался из «Лабиринта», обежал его раз, другой: «объект» исчез. Серенький человечек схватился за голову: что скажет Фюрсту? Вдруг его осенило, и он бросился к вагончикам, распахнул дверцу одного — на него грозно рыкнула громадная овчарка. В ужасе отпрянул, открыл другую дверцу — полуголая молодая девушка, взвизгнув, прикрыла халатиком грудь и с возмущением захлопнула дверцу перед самым его носом. Шпик очумело произнес: «Прошу прощения, фрейлейн!» — торопливо вернулся к «Лабиринту» и, не зная что предпринять дальше, покусывал ногти, затравленно озираясь по сторонам.

Мария вывела Таганова другим ходом. Разведчик неторопливой походкой, со скучающим видом направился в тир, небрежно кинул на прилавок несколько монет.

И тут человечек увидел своего подопечного в раскрытые двери тира, чуть не вскрикнув от радости, бросился туда. Таганов спокойно прилаживался к ложу малокалиберной винтовки.

Шпик, примостившись в уголочке, наблюдал за ним: «объект», оказывается, любит пострелять по игрушкам-зверюшкам. Да так метко, что хозяин тира, перевидавший в своем заведении немало отличных стрелков, не скрывал восхищения...

На другой день у Фюрста серенький человечек докладывал, что «объект» развлекался. Господин обер-штурмбаннфюрер может быть уверен в добросовестности своего агента, неотступно следовавшего по пятам Таганова, ни на минуту не оставившего его без контроля. А про заминку в «Лабиринте» человечек умолчал — побоялся, что Фюрст не выдаст обещанного вознаграждения.

На одной из берлинских улиц, погруженных в темноту, в такси подсел человек в темном плаще и мягкой шляпе. Он передал таксисту спичечный коробок с запиской внутри.

— Передайте в Центр, Генрих, — устало произнес Розенфельд. — Это от Стрелы. У парня отличная память... Просил помочь выбраться из этой проклятой школы до отправки группы «Джесмин». Да, если его забросят, на его политической карьере в Туркестанском легионе можно поставить крест. Столько трудов, и все может пойти коту под хвост...

Генрих понимающе кивнул головой, не сводя глаз с дороги.

— Как старик? — неожиданно сменил тему разговора Розенфельд. — Кланяйся ему!

— Я-то поклонюсь, да он о вас слышать не хочет, — улыбнулся Генрих. — Говорит, был славный парень, смелый спартаковец, а теперь, мол, Гитлеру пятки лижет, в нацисты записался, коммерсантом заделался.

— Ну что ж, это отлично! — засмеялся Розенфельд. — Если даже Макс Хольт, твой отец, а мой старый товарищ по партии, сражавшийся за Советскую власть в интернациональном отряде в Закаспии, уверовал, что я теперь — отпетый нацист, значит, мы пока неплохие с тобой конспираторы. Но, чур, не зазнаваться! С друзьями, придет время, мы разберемся, поймем друг друга. Главное, чтобы нас фашисты не раскусили...

Машина остановилась вблизи кирхи на Фридрихштрассе. Генрих, не выключая мотора, ждал, пока Розенфельд опустит письмо в ящик и не спеша скроется в ближайшем подъезде. То было письмо Ашира Таганова на имя Вели Каюма, президента Туркестанского национального комитета.