— Спасибо.

Директор завода поднялся навстречу Туриеву из-за стола, протянув вперед обе руки:

— Земляк! Как приятно встретиться с человеком из родного города. Присаживайтесь на это кресло, а я сяду рядом на другое. Зовут меня Гурам Петрович, работаю здесь четвертый год. Вы обратили внимание на корпуса нашего завода? Сказочные корпуса! — возносил свое предприятие Гурам Петрович. — И, заметьте, никаких тебе труб, никакого дыма, никакой копоти. Работаем только на электричестве. Продукция — современнейшие станки, на уровне мировых стандартов. Я вас, Борис Семенович, слушаю.

— Мне нужно выяснить, работал ли у вас этот человек? — Борис протянул директору фотографию.

— Не знаю такого, — нерешительно протянул Гурам Петрович, — народу у нас много, всех в лицо не упомнишь. Нет, не знаю. Но это легко выяснить. У начальника отдела кадров Звановой.

Он вызвал ее.

В кабинет вошла высокая суховатая женщина в старомодных очках.

Директор взглядом показал на снимок, лежавший на столе:

— Зинаида Ивановна, этот человек работал у нас?

Женщина несколько секунд смотрела на фотографию, потом мотнула головой:

— Не знаю я его. Не оформлялся он у меня. Господи, — щеки Звановой побелели, — так он же мертвым снят! — Зинаида Ивановна опустилась на стул.

— Успокойтесь, — сказал Борис, — да, этот человек убит, убит в нашей республике. При нем не обнаружено никаких документов, никаких… Но есть одна зацепка: перед тем, как уйти в горы, он покупал папиросы и, расплачиваясь, подал продавцу вот эту сотенную, — Туриев достал из бумажника билет, — мы выяснили, что деньги этой серии и этого номинала получила касса вашего завода. Конечно, уверенности нет, что он получил эти деньги у вас, но проверить надо.

Директор оживился.

— Наш Труфанов сразу скажет, получал ли этот человек у него деньги. Матвей Петрович помнит всех, кто хоть когда-нибудь расписывался в ведомости… У него глаз наметан просто фантастически.

Кассир оказался мужчиной весьма преклонных лет и страшно сутулым.

Туриев протянул ему фотографию. Матвей Петрович почти мгновенно сказал:

— Конечно, ни директор, ни начальник отдела кадров на ваш вопрос положительно ответить не могут. Этот человек проходил по договору через завком. За свою работу он получал деньги у меня, поскольку я на общественных началах являюсь кассиром и завкома. Он расписался в ведомости за пятьсот шестьдесят рублей семнадцать копеек, — Труфанов победоносно посмотрел на Туриева. — Зовут его Минаев Владимир Михайлович, житель города Т. Я и его адрес вам скажу, есть в ведомости.

— А за что получил такую сумму?

— За три панно на торцах корпусов. Он художник.

— Спасибо.

— Не за что. Я еще не такое помню.

— Касается Минаева?

— Ну да…

— А вы присядьте, Матвей Петрович.

— Нет, нет, мне некогда. В конце июня это было. Минаев заканчивал последнее панно, я стоял и любовался его работой, а рисовал он быстро, четко, изящно, просто артист. Нанес он последний мазок, опустился на землю, подошел к крану руки мыть. В это время я обратил внимание на незнакомого мужчину лет пятидесяти — пятидесяти пяти. Еще подумал: что ему в конце рабочего дня здесь надо. Тот мужчина подошел к Минаеву, они о чем-то стали говорить, слов я не слышал, но по жестикуляции понял, что разговор состоялся серьезный: Минаев несколько раз отталкивал мужика от себя, а тот напирал на художника. В конце концов Минаев размахнулся и ударил мужчину по лицу, тот в ответ грязно выругался — это я слышал — и быстро направился к выходу с завода. Минаев меня увидел, подошел ко мне и сказал: «Много еще всякой сволочи по земле ходит». Вот и все.

— Как выглядел мужчина? У вас, говорят, глаз наметан.

— На то, как человек расписывается, наметан. Я ведь больше руку вижу… Так вот по тому, как человек пишет, можно определить, жаден он или добр, мстителен или милосерден, жесток или сентиментален. Кстати, сентиментальные люди, как правило, бывают жестокими.

— А как писал, то есть расписывался, Минаев?

— Неуверенно, с трудом, вроде не свою подпись ставил, но аккуратно писал. Видимо, человек порядочный, незлобный.

— Однако ударил по лицу другого.

— Видимо, допек его… Больше ни о чем сказать не могу.

— Вы давно живете в этом городе?

— Родился здесь, мне уже семьдесят пять лет.

— Вы знавали такого… Заров Георгий Николаевич?

— А кто его не знал? — вопросом же ответил Труфанов. — Знаменитая личность, большую сумму денег внес в Фонд обороны, за ним потом многие в нашем городе потянулись. Но Заров оказался первым, поэтому благодарность от Горсовета получил. Знавал, знавал я Зарова, а что?

— Да так… Адрес Минаева, Матвей Петрович, дайте мне. И пора уезжать, товарищи. Нужна машина на полчаса, взять вещи там, где я остановился.

Ксения Акимовна, несмотря на протесты Туриева, сунула в его руки сверток с теплыми пирожками:

— В дороге поешь. Все-таки домашние, не на маргарине пожарены, а на топленом масле. Обязательно напиши мне письмо. В сентябре, если жива буду, пойду в отпуск и приеду к вам, поклонюсь могиле Витеньки. — Ксения Акимовна вытянулась на цыпочках, поцеловала Бориса в щеку. — Господи, как ты похож на него!

В шесть вечера Борис приехал в Т.

Линейная улица, которую указал кассир, упиралась в проходную огромного пищевого комбината, построенного в первую пятилетку. До войны не было ему равных в Европе.