Они молча двинулись к «корявому», который, проснувшись от их голосов, как-то неловко завозился, зашуршал, тоненько завопив:

– Не-эт! Я ж все сказал! На что я вам?! Пошто передых не даете?! Вон длинного возьмите!

– Не лги, – почти ласково произнес второй, пока первый взваливал себе на плечо хлипкое и податливое, как куль с зерном, тело липового проводника с безвольно свешивающимися руками. – Лгать грешно. Вчерась, когда Дмитрия Ивановича отпевали, тебя тож никто не трогал. А за того не боись. Очнется – и до него очередь дойдет.

Петряй, морщась, изогнул голову в мою сторону и истошно заорал:

– Вона же он буркалами-то хлопает! Раз зенки открылися, стало быть, пришел в память. Хватайте его!

– Ишь расшумелся. Тоже мне воевода сыскался, – усмехнулся второй. – Середь татей своих голос подавай, а тут мы хозяева. – Но ко мне подошел, посмотрел и бесцеремонно пнул ногой в бок. – И впрямь очнулся, – весело заметил он. – Говорить-то смогёшь? – И снова пнул в бок, поторапливая с ответом.

– Пока могу, – отозвался я, тут же предупредив: – А еще раз пнешь, уже не смогу.

– А он шутник, – восхитился второй.

– Так что, его тоже ташшить? – лениво поинтересовался первый.

– Погодим. Допрежь того обскажем все Никите Данилычу, а уж там пущай он и решит, ныне его терзать али до завтрева подождет. Тебе как сподручнее-то? – полюбопытствовал второй, занес ногу для удара, но бить не стал – не иначе как принял мое предупреждение всерьез.

– Да мне и до следующего лета терпит, – независимо заявил я.

– Точно шутник, – уважительно констатировал второй без тени улыбки на лице. – Ладно, лежи покамест.

Они вышли. Итак, время для раздумий дано. Скрывать мне нечего и особо выдумывать тоже.

Константин-фрязин. На Руси с весны. Ехал с Москвы в Кострому по торговым делам. Подтвердить может купец Пров Титыч. Далее сюда. Зачем? А действительно, зачем? Тут с правдой можно и влететь по самое не хочу, потому что, если сыск ведут сами Годуновы, это одно. Тогда можно смело говорить и о грамотке, и о младшем Висковатом. А вот если допрашивать будет губной староста – тут надо что-то выдумывать, а что именно?

Ну, скажем, решил я кое-чего прикупить у Дмитрия Ивановича, например пшеницу. Или рожь? Или ячмень? Тьфу ты, дьявольщина! Что же он посеял-то? Как бы мне с этими зерновыми впросак не попасть. Ладно, в сторону урожай с годуновских полей. А чего еще можно купить? Огурцов? Репы? Капусты? Ой мелко. Ой враньем как пахнет.

«Тогда так, – наконец осенило меня. – Ничего я у него не буду покупать. Заехал передать привет от его родной сестрицы Анастасии Ивановны. Ну а заодно в качестве ответной услуги посоветоваться, как с рачительным хозяином, где чего и у кого можно купить подешевле. Во как! Получается и складно, и честно. Почти честно», – поправился я.

Теперь мальчишка – каким боком он мне и зачем я с ним таскаюсь. Тут сложнее. Если опять упомянуть Анастасию Ивановну, может получиться худо – и сам не спасусь, и ее семью потяну на плаху. Укрывательство сына царского изменника – это не шутка. Тут пахнет очередным заговором, имеющим – я ведь фрязин – иноземные корни, а это даже не МВД, а госбезопасность, не Разбойная изба, а застенки Григория Лукьяновича – средневекового Берии по прозвищу Малюта.

А если так – сжалился и подобрал в пути, решив позаботиться об убогом. На мне грехов много – торговли без обмана не бывает, вот я и захотел их немного скостить. А что, подходит. Во всяком случае, проверке не поддается, а это уже кое-что. И тут же, без перехода, с тоской подумал: «Господи. Ну почему ж от меня для спасения все время требуется вранье? Ведь не лиходей же я, не тать и дурного ничего не творю, так почему?!»

Ответа я не получил. Не пожелали мне его дать, потому что дверь вновь злорадно заскрипела и в сарай вошла уже знакомая мне парочка с лицами, не обезображенными интеллектом. Двое из ларца, как я успел их окрестить, на этот раз действовали деловито и не рассуждали. Ну правильно, выбирать-то не из кого, так что дискуссия не нужна.

– Ходить-то могёшь? – спросил второй.

– Надо попробовать, – осторожно ответил я.

– Это можно, – согласился второй.

Он невозмутимо сгреб меня за шиворот и, бесцеремонно встряхнув, поставил на ноги. Затем, отпустив, сделал шаг в сторону и склонил голову набок, разглядывая. Я постоял, оторвал ногу от пола и неуверенно двинул ее вперед. Вроде получилось. Вторая отрывалась тяжелее. Но тут я не виноват – пол заходил ходуном, а я не моряк и к качке непривычен. Мотало из стороны в сторону все сильнее, и, когда шторм дошел до девяти баллов, я все-таки не удержался и плюхнулся обратно на солому.

– Я так мыслю, Ярема, что он наверно не дойдет, – сделал глубокомысленный вывод первый, осуждающе покачивая кудлатой головой.

– А ежели дойдет, то к утру, – подхватил Ярема. – А до утра мы ждать не могём, потому как у нас наказ. Стало быть, чаво?

– А чаво? – с любопытством спросил первый.

– Стало быть, хватай его на горбушку и ташши, Кулема.

«Надо же, у них даже имена похожи», – хватило мне сил для удивления, после чего меня взвалили на плечо и понесли куда-то в сторону от главного терема. «Что ж, ехать так ехать», – как сказал попугай, когда кошка тащила его за хвост. Сама кошка молчала. Ей было некогда. Меня, правда, волокли не за хвост, но, наверное, наши с попугаем чувства были чертовски схожи.