Шрифт:
— А от себя я добавлю, — поглаживая кулак, сказал Рафаил, — что от меня ты, сука, точно пощады не дождёшься. И если ты, мразь, в ближайшее время не затихнешь — я тебе лично башку оторву. А я ведь не с каждым чёртом лично занимаюсь. Так что оцени сам, на что ты нарываешься. Я тебя, гадину, в святой воде утоплю!
И, сказав всё это, Рафаил также превратился в шар. И улетел вслед за Михаилом.
Анемподист, отдышавшись, с трудом разогнулся и медленно поднялся. Голова кружилась, внутри всё горело и туман плыл перед глазами.
Безжалостный архангельский свет исчез. И лунный свет также начал меркнуть и исчезать.
Ночь уходила. Небо на востоке светлело.
Анемподист стоял у скамейки и смотрел на Михалыча неотрывно.
Черти не устают. Не спят. Но и им бывает плохо на исходе бессонной ночи.
Ах, если бы и в самом деле была душа, хоть частица её — как бы на ней было муторно.
Впервые бессмертие его показалось ему не просто тоскливой обузой (такое бывало у него и раньше). Новое, особое чувство охватило его.
Почувствовал он себя зверем, ослабленным и затравленным, которому набросили на шею аркан и, потянув, сдавили её и, сдавив, потащили на натянутой верёвке вперёд. Не видно — куда. Шея пряма и не гнётся в охвате страшного аркана. Но самое жуткое — предчувствие. Вполне определённое предчувствие большой, бездонной ямы, в которую и свалят его непременно, вдоволь потаскав на верёвке.
«Что у вас там происходит?» услышал Анемподист по телепатической связи голос дежурного чёрта. «Полночи связи нет. Какая ситуация?»
«Хреновая» ответил Анемподист. «Нападение архангелов».
«Нужна эвакуация?» спросил дежурный чёрт. «Или прикрытие?»
«Пока ничего» ответил Анемподист. «Ещё сутки на окончание операции. Потом я вернусь».
4.
Лёгкий утренний туман бледной дымкой окутал парк.
Михалыч в своих вымокших от вчерашнего фонтана лохмотьях от рассветной прохлады замёрз и потому, против обыкновения, проснулся рано.
Зайдя за скамейку, долго и вдумчиво мочился, периодически бросая взгляд на Анемподиста, словно пытаясь вспомнить, где он видел этого типа и что от него можно ожидать.
Потом Михалыч нащупал где-то под свитером комок расползшихся, мокрых сигарет, долго разглядывал его и, наконец, хрипящим голосом произнёс:
— Ить ётся?
Анемподист щёлкнул пальцами (при этом лицо у Михалыча просветлело, как будто он вспомнил что-то очень, очень приятное и чрезвычайно для него важное) и протянул Михалычу пачку сигарет и зажигалку.
— Зажигалку себе оставь, — сказал Анемподист.
Анемподист был, вообще то, вежливый чёрт и всегда и со всеми здоровался. Особенно по утрам. Но после всего произошедшего и после всех своих переживаний он был так зол на себя, Михалыча, архангелов, руководство и свою работу, что готов был в духе худших средневековых агитгравюр из «Молота ведьм» изрыгать серный дым, богохульные проклятия и просто откровенную матерщину.
Но он был всё-таки вежливый и воспитанный чёрт. Поэтому просто молчал и не здоровался.
Михалыч закурил, закашлялся и, снова обойдя скамейку, сел рядом с Анемподистом.
— А я ведь тебя вспомнил, — сказал Михалыч посвежевшим голосом. — Это ты вчера фонтан у палаток устроил? Ну и въ. бут тебе за это, если узнают…
— Уже въ. бали, — ответил Анемподист. — И знал бы ты, кто именно… Ну, коли вспомнил, пошли.
— Куда это? — несколько оживился Михалыч, вспомнив, видимо, и вчерашнее угощение.
— Дальше соблазняться, — ответил Анемподист.
И подумал:
«Спектакль… Давай доигрывать».
5.
До полудня они бестолково бродили по городу.
Михалыч похмелился (на этот раз, из осторожности, Анемподист дал ему денег на опохмел, чтобы архангелы потом не донесли своему руководству, что он, якобы, отключает у соблазняемых блокировку сознания с помощью всяких инфернальных настоек).
Похмелившись же, Михалыч стал скучен и зануден до крайности.
Он ныл всё время и нёс что-то совершенно невнятное. Взгляд его вновь стал пустым и бессмысленным. Рот его совершенно размяк и время от времени густая слюна свисала с уголка губ.
Только один раз Михалыч оживился и стал хмуриться, морщить лоб и шептать что-то вполголоса.
Это случилось тогда, когда они проходили мимо той самой, заставленной пустыми ящиками, пропылившейся площадки возле палаток, где накануне вечером и явили Михалыч с Анемподистом своё диавольское чудо.
Вонь на той площадке стояла чрезвычайная, лужи ещё не высохли.