Шрифт:
– Астор, не убивай меня, – попросила я, опуская дагу. – Не сироти собственного сына! У него же нет никого, кроме матери…
Призрак вздрогнул всем телом, по его бледному лицу прошла нервная судорога, придавая ему осмысленное выражение. Рука, сжимающая Полумглу и приставленная к моему горлу, опустилась.
– Астор, я люблю тебя! – тихонько шептала я, мысленно сотни и сотни раз проклиная себя за эту жалкую попытку обмануть пусть не свое сердце, но его – этого неживого фантома. – Астор, чем я могу тебе помочь?
И вдруг случилось невероятное. В глубине его груди неожиданно родился натужный, клекочущий стон, мучительно прорывающийся наружу.
– У-у-у-бей меня-а-а… – надрывно выдавил он, а в его слепых глазах мимолетно зажглись и потухли две яркие золотые искорки. – Про-о-о-шу-у-у…
– Нет, – закричала я, через силу поднимая свою непослушную руку и прикасаясь к его холодному подбородку, гладя и лаская щеки, цепляясь за него, будто за спасение от любого зла и искупление всех грехов. – Нет!
– У-у-у-бей! – жутко тянул он, корчась от какой-то иной, недоступной мне боли. – Ради-и-и Лю-у-юция-а-а…
Я не смогла вынести этого кошмара. Я приставила Алатору к его межключичной ямке и одним коротким ударом вогнала клинок в горло псевдо-Астора. Фантом захрипел и повалился мне на руки, чуть не увлекши за собой на пол… А зеркала внезапно вскрикнули, словно живые, и разлетелись на тысячи мелких осколков, усыпав меня дождем серебряных брызг, так похожих на искры свадебного салюта…
«Ой, – суеверно вздрогнула я. – Разбитое зеркало – это же гоблински плохая примета, угрожающая виновному в сем печальном деянии чем-то весьма нехорошим, а именно: семью годами тотального невезения. Сбудется или нет?..»
Мысленно поругивая себя за глупость и предвзятое отношение к самым обычным происшествиям, а заодно и за веру в пустопорожние бабьи сплетни, я перевела взгляд вниз.
У моих ног лежала умирающая Ринецея…
– Каждому по заслугам – помнишь! – насмешливо каркнула она, выплевывая кровавые сгустки. – Вот так-то, дурочка!
– Зачем? – растерянно всхлипнула я, неловко плюхаясь рядом, вытягивая Алатору из раны демоницы и пытаясь зажать ее ладонями. – Зачем?
– Бесполезно, – почти довольно простонала она, с непонятной жалостью глядя на меня. – Эта рана смертельна!
– Хранитель говорил, что Радужный уровень принимает лишь тех, чьи помыслы чисты, и сурово наказывает преступников! – вспомнила я, обнимая демоницу и бережно укладывая ее голову к себе на колени. – Покайся, сестра, и спокойно уйди в Обитель затерянных душ для перерождения…
– К гоблинам это хваленое перерождение! – перебила меня демоница, крепко сжимая мои пальцы. – Знаешь, мы ведь с тобой очень похожи! Я тоже пыталась спасти мир, правда, на иной – на свой лад…
– Да? – Я оторопело разглядывала ее залитое кровью лицо, подмечая в нем нечто новое, светлое, не понятое мною ранее. – Может, мы еще сумеем излечить тебя?
– Поздно, – просипела демоница. – Ты мне лучше племянника сбереги, дурочка! И еще, – она лукаво улыбнулась, – в зале спутниковой связи ты найдешь инструкцию, которая поможет тебе проникнуть внутрь корабля демиургов и уничтожить его…
Я потрясенно приоткрыла рот.
– Я знаю – ты сможешь это сделать, – с напором добавила Ринецея, – я в тебя верю.
Ее дыхание стало редким и прерывистым, зрачки сузились и закатились.
– Спаси Астора, – молила она едва слышно, требовательно сжимая мои пальцы. – Обещай…
– Обещаю! – рыдала я, смешивая свои слезы с ее слезами, а свою кровь с ее кровью.
Демоница захрипела, вплотную притягивая меня к своим губам.
– Скажи мне это еще раз, – вдруг стеснительно попросила она, широко распахивая прекрасные черные ресницы. – Пожалуйста!
– Сестра, – я нежно поцеловала умирающую Ринецею в лоб, – моя любимая сестричка!
– Хорошо, – счастливо выдохнула она, – как же мне хорошо…
Ее глаза остановились и начали стекленеть, руки похолодели…
А спустя всего несколько минут я бережно прикрыла ее веки и поцеловала мертвую Ринецею еще много-много раз, прощаясь с той, которая сумела подтвердить мои слова: в мире не существует безнадежно плохих людей – просто есть те, которые по какой-то причине пока еще не стали хорошими. Добро дремлет в любом из нас, ожидая момента своего пробуждения. Добро вечно живет в каждом, потому что оно – бессмертно.
Я долго думала, стоит ли мне срезать с ее лица кожу, некогда принадлежавшую богине Аоле, но мертвая плоть все решила за меня, начав разлагаться с неимоверной скоростью, и вскоре от тела моей бывшей врагини осталась лишь лужица желтой лимфы да плавающая в ней прядь черных волос. И тогда я не стала понапрасну спорить с судьбой, а со страдальческим стоном кое-как поднялась на ноги и отправилась искать документ, завещанный мне скончавшейся демоницей. Документ, от которого теперь зависело будущее всего нашего мира.