– Тридцать секунд до отлета! – кувалдой вбивали в мою голову.

«То, в чем я превзошла своих алчных сестер?»

– Двадцать секунд до отлета! – гремело похоронным гимном.

«То, к чему я пришла в итоге всего, то, из-за чего и ради чего я не смогла убить этих престарелых гарпий?»

И внезапно я вздрогнула всем телом и широко распахнула глаза. Я поняла, какое слово стоило целого мира и являлось сутью любого мира…

– Десять секунд до отлета! – Именно с таким звуком в крышку гроба вбивают последние гвозди.

Мои пальцы суетливо забегали по клавиатуре…

«Милосердие» – печатала я.

Стальной голос затих… Я закрыла глаза и стала ожидать неизбежного конца. И эти мгновения тишины показались мне целой вечностью. Компьютер не торопился нанести роковой удар, а я все ждала и ждала…

Когда шелковистый, всепрощающий голос проник через громкоговорящее устройство, я чуть не выпрыгнула из собственной кожи от изумления:

– Процесс отлета и уничтожения планеты остановлен за две секунды до исполнения. Будут ли у вас другие указания, капитан?

Я обессиленно откинулась на спинку кресла, ощущая, как по моим щекам текут теплые слезы облегчения и очищения, дающие миру новый шанс – возможность стать иным, более светлым, добрым и радостным. Я поняла – отныне этот мир становился моим! Моим детищем, моим творением, моей душой и телом. Миром, который я не отдам никому, а стану холить и лелеять, помогая ему совершать первые самостоятельные шаги. Миром, в котором отныне не будет зла и насилия, несправедливости и войн. Ах да, богов и демиургов в нем не останется тоже. Впрочем, нет, пожалуй, двух богов я на Земле все-таки оставлю. А назову я их – Любовь и Счастье!

– Ульрика! – На пороге стоял запыхавшийся от быстрого бега Генрих. – Похоже, ты спасла мир за пару секунд до гибели, и подозреваю, что этого твоего умопомрачительного рекорда уже никто и никогда не сможет побить!

И лишь тогда, осознав, что все самое страшное уже осталось позади, я упала в объятия едва успевшего подхватить меня барона, выкрикивая какие-то бессвязные слова, рыдая, молотя кулаками по его широкой груди и смеясь беззаботным смехом ребенка, наконец-то получившего самый долгожданный, безмерно желанный подарок. Подарок, носящий короткое, но такое всеобъемлющее имя – Мир!

Прошло совсем немало времени, прежде чем я успокоилась, взяла себя в руки и сумела собраться с мыслями. Пережитый стресс еще давал о себе знать, превратившись в нудное подташнивание и слабую боль в висках. Я немного помассировала их пальцами, непроизвольно морщась и стараясь выровнять дыхание. Озабоченный моим плохим самочувствием Генрих смотрел на меня с состраданием.

– Пойдем отсюда, – предложил он. – Тебе воздух свежий нужен, да еще выспаться всласть не помешает и отдохнуть как следует. А здесь, – сильф ласково обнял меня за талию и помолчал, подбирая слова поточнее, – будто что-то нехорошее пропитало каждую вещь, каждый уголок… Брр, – он гадливо передернул плечами, – ну и жуткое же место эта ваша «Чаша жизни»!

А я-то уже вознамерилась рассказать барону о генетической лаборатории, расположенной в давно опечатанном секторе корабля, о сотнях неудавшихся опытов, предшествовавших созданию первых эльфов, в результате которых у нас получались отталкивающе безобразные твари – некоторые из них сумели удрать с корабля, – и многом другом, способном напугать кого угодно… Но потом заметила темные круги под глазами де Грея, его заострившиеся скулы, обглоданные выпавшими на нашу долю испытаниями, и вовремя прикусила доставшийся мне от рождения длинный, болтливый язык, приказав себе молчать. Наверно, я запросто смогла бы излить свою переполненную страданием душу Астору, но отнюдь не Генриху, ибо четко понимала – не нужно взваливать на человека ношу большую той, кою он способен вынести. У каждого из нас свой предел прочности.

– Уходим.

Я в последний раз интимно погладила панель управления и подлокотник любимого кресла, прощаясь с частичкой самой себя, безвозвратно уходящей в прошлое. Я сюда уже не вернусь…

– Подожди! – остановил меня сильф. – Как же так… – Он удивленно развел руки, словно стремясь охватить все разом – и саму рубку, и собранные в ней приборы. – Ты собираешь покинуть звездолет на произвол судьбы?

Я внутренне напряглась, пытаясь избежать того очевидного и жестокого, к чему подводил меня барон:

– Да. А что?

– Ну-у-у, – Генрих нерешительно замялся, – а ты не страшишься оставлять без присмотра свое смертоносное детище, способное погубить наш мир? Не думаешь, что однажды может найтись еще одна властолюбивая натура, возмечтавшая воскресить наследие демиургов? И тогда…

– Достаточно. – Я гордо выпрямилась, превозмогая плещущуюся в сердце боль предстоящей утраты. – Ты прав! Я выполню наказ матери! Я несу ответственность за свой корабль и не имею права просто бросить его без надзора… Компьютер! – мягко позвала я.