Но, несмотря на запустение здешних мест, мой друг Тоннисон и я выбрали именно ее, чтобы провести отпуск. Тоннисон случайно забрел сюда во время длительного пешего похода и обнаружил, какие возможности для рыболова кроются в маленькой безымянной речке, протекающей неподалеку от деревни.

Я сказал, что река безымянная; могу добавить, что ни на одной карте, какую бы я с тех пор ни смотрел, не обнаружилось ни этой деревни, ни речки. Такое впечатление, что они ускользнули от какого бы то ни было наблюдения: судя по обычному путеводителю, их могло бы не существовать вовсе. Возможно, это в какой-то мере связано с тем, что ближайшая железнодорожная станция Ардрахан находится в сорока милях отсюда.

Мы с другом прибыли в Крейтен теплым ранним вечером. До Ардрахана мы добрались накануне ночью, переночевали в снятых на деревенской почте комнатах и уехали на следующее утро в одном из типичных прогулочных автомобилей.

Весь день мы тряслись по одной из самых неровных дорог, какие только можно себе представить, в результате чего устали и были в плохом настроении. Однако необходимо было поставить палатку и убрать в нее наши вещи, а уж потом думать о еде или отдыхе. Мы принялись за работу с помощью шофера, и вскоре палатка уже стояла за маленькой деревушкой на небольшом клочке земли поблизости от реки.

Затем, перенеся в нее свои вещи, мы отпустили шофера, так как ему нужно было вернуться как можно скорее, предварительно уговорившись с ним, что он приедет за нами через две недели. Мы взяли с собой достаточно провизии, чтобы продержаться столько времени, а воду можно было брать из речки. В топливе мы не нуждались, поскольку взяли с собой небольшой примус, а погода стояла ясная и теплая.

Это Тоннисону пришла в голову мысль стать лагерем, а не селиться в одном из домов. Как он объяснил, небольшое удовольствие — спать в одном помещении с многочисленным ирландским семейством в одном углу и хлевом в другом, в то время как еще более многочисленная колония забравшихся повыше кур одаряет вас знаками своего расположения, а весь дом настолько пропах торфом, что начинаешь чихать, как только сунешь голову в дверь.

Тоннисон уже зажег примус и теперь тонкими ломтиками нарезал бекон на сковороду, поэтому я взял чайник и пошел к реке за водой. По пути я прошел довольно близко от небольшой группы жителей деревни, которые глядели на меня с любопытством, но без враждебности, никто из них не произнес ни слова.

Возвращаясь с полным чайником, я снова прошел мимо них и, дружески кивнув, на что они ответили тем же, задал им вопрос относительно рыбной ловли, но вместо того, чтобы ответить, они молча покачали головами, продолжая смотреть на меня во все глаза. Я повторил вопрос, обращаясь к высокому худому парню, но и тут не получил ответа. Затем этот человек повернулся к приятелю, стоявшему рядом, и быстро сказал что-то на непонятном для меня языке, и сразу все начали тараторить. Через несколько секунд я понял, что они говорят по-ирландски. Они посматривали на меня, разговаривая между собой, затем человек, к которому я обращался, повернулся ко мне и что-то произнес. По выражению его лица я понял, что теперь он, в свою очередь, задает мне вопрос. Пришла моя очередь отрицательно качать головой и объяснять знаками, что мне непонятна их речь. Так мы и стояли, глядя друг на друга, пока я не услышал голос Тоннисона, призывавшего меня поторопиться с чайником. Тогда, улыбнувшись и покивав, я оставил их, и вся небольшая группка заулыбалась и закивала в ответ, хотя лица их по-прежнему оставались недоуменными.

Очевидно, размышлял я, направляясь к палатке, обитатели домишек в этой дикой местности не понимают ни слова по-английски. Когда я сообщил об этом Тоннисону, он заметил, что знал об этом, более того, не видел в этом ничего странного, ведь в этой части страны люди зачастую живут и умирают в своих отдаленных деревушках, так ни разу и не соприкоснувшись с внешним миром.

— Жаль, что мы не попросили шофера побыть нашим переводчиком, — сказал я, когда мы сели есть. — Нелепо как-то, что здешние люди даже не будут знать, зачем мы приехали.

Тоннисон хмыкнул в знак согласия, и мы снова замолчали.

Позже, удовлетворив свой аппетит, мы принялись беседовать, строя планы на завтра. Затем, покурив, закрыли вход в палатку и приготовились ко сну.

— Думаю, что местные жители ничего у нас не возьмут, — заметил я, заворачиваясь в одеяло.

Тоннисон ответил, что тоже так думает, во всяком случае, не возьмут, пока мы поблизости, и объяснил, что мы можем запереть все, кроме самой палатки, в большой сундук, который привезли с собой, чтобы держать в нем провизию. Я согласился, и вскоре мы оба уснули.

На следующее утро мы встали рано и пошли поплавать в реке. Одевшись и позавтракав, мы вытащили рыболовные снасти и, тщательно осмотрев их и заперев в сундук свои вещи, двинулись в том направлении, которое мой друг разведал в свой предыдущий визит.

Целый день мы удачно рыбачили, пройдя вверх по течению, и к вечеру плетеная корзина была наполнена прекрасной рыбой, какой я давно не видел. На обратном пути мы отлично поели и, оставив несколько хороших рыбин на завтрак, отдали остаток улова деревенским жителям, которые собрались и с почтительного расстояния наблюдали за нашими действиями. Они были необыкновенно благодарны и призвали, как я полагаю, множество ирландских благословений на наши головы.

Так мы провели несколько дней, наслаждаясь превосходной рыбалкой и первоклассным аппетитом, который служил оправданием нашей добыче. Мы с радостью обнаружили, что жители деревни относятся к нам дружелюбно и что никто не роется в вещах во время нашего отсутствия.

Мы приехали в Крейтен во вторник и, скорее всего, в воскресенье, совершили неожиданное открытие. До сих пор мы всегда поднимались вверх по течению, а в этот раз, отложив удочки и взяв с собой провизию, отправились на длительную прогулку в противоположном направлении. День был теплым, мы шли не спеша, а около полудня съели ланч, расположившись на большом плоском камне неподалеку от воды. Потом, покурив, возобновили нашу прогулку.