— Эрик! — крикнул Ли. — Эрик, у него нож!

Но «гремлин» уже ожил, а нога Ига нашла педаль газа даже прежде, чем он уселся. «Гремлин» рванулся вперед, и пассажирская дверца захлопнулась. Бросив взгляд в зеркальце заднего вида, Иг увидел Эрика Хеннити, бегущего по парковке, в его руке был револьвер со стволом, опущенным вниз. Из-под задних колес брызнула асфальтовая крошка, блестевшая на солнце как золотая. Отъезжая, Иг еще раз бросил взгляд в зеркальце и увидел Эрика и Ли, стоявших в облаке пыли. Здоровый правый глаз Ли был снова закрыт, и он отмахивался рукой от тучи взлетевшего мусора. А вот полуслепой левый — широко распахнулся и с ненавистью, но вместе с тем и как-то разочарованно смотрел вслед Игу.

На обратном пути он ехал не по шоссе, а боковыми дорогами; на обратном пути — куда? Этого он не знал. Иг вел машину автоматически, не осознавая направления. Он не очень понимал, что с ним только что случилось. Или, вернее, понимал, что случилось, но не что это значило. И дело было не в чем-нибудь таком, что Ли сказал или сделал, дело было в том, чего он не сказал, чего он не сделал. Рога его не затронули. Единственный из всех людей, с кем имел сегодня дело Иг, один только Ли сказал ему лишь то, что хотел сказать; все его признания были результатом продуманного решения, а не бессознательного порыва.

Иг торопился поскорее убраться с дороги. Может Ли позвонить в полицию и сказать, что Иг явился к ним в контору в помраченном состоянии ума и бросился на него с ножом? Нет, вряд ли. Ли не станет впутывать в это дело полицию, пока можно без этого обойтись. И все же Иг соблюдал предписанное ограничение скорости и посматривал в зеркальце заднего вида на предмет патрульных машин.

Он хотел бы холодно контролировать ситуацию на манер доктора Дре, [22] быть непреклонным мерзавцем, но нервы его напряглись до предела, ему не хватало воздуха. Он был на грани эмоционального истощения, в его организме отказывали критически важные системы. Так дальше было нельзя. Ему нужно было наконец разобраться, что же это с ним происходит. Ему нужно было достать где-нибудь долбаную ножовку, острую пилу и спилить с головы эту гадость.

Солнце било в окошко машины короткими вспышками, монотонное гипнотическое повторение. И точно так же в Иговом мозгу вспыхивали образы. Раскрытый швейцарский армейский нож на асфальте, Вера, слетающая с холма в инвалидном кресле, Меррин, десять лет назад, в церкви, посылающая ему крестиком солнечные зайчики, рогатый образ его самого на мониторе службы безопасности конгрессмена, золотой крестик, сверкнувший в предвечернем солнце на шее Ли, — Иг испуганно дернулся и стукнул коленями по баранке. Ему в голову явилась неожиданная и неприятная мысль, невозможная мысль, что Ли носит ее крестик, снятый в качестве трофея с мертвого тела. Но нет же, в ту последнюю ночь крестика на ней не было. И все равно это ее крестик. Это был обычный золотой крестик, такой же, как остальные, без всяких отличительных знаков, и все же Иг был уверен, что это тот самый, который был на Меррин в день, когда он увидел ее впервые.

Иг беспокойно подергал бородку, дивясь, неужели все настолько просто, неужели это крестик Меррин в каком-то смысле отключил рога. А что, ведь говорят, что кресты удерживают вампиров, верно ведь? Нет, это хуже, чем досужие байки, это чушь собачья. Сегодня утром, когда он заходил в дом Господа, отец Моулд и сестра Беннет прямо из кожи вон лезли, чтобы рассказать ему свои тайны и спросить разрешение на грех.

Но отец Моулд и сестра Беннет не находились в церкви. Они находились подней. А это никакое не святое место. Это спортивный зал. Были на них кресты? Был ли в их одежде хоть какой-нибудь знак их веры? Игу вспомнился крест отца Моулда, подвешенный к концу железной штанги, и голое горло сестры Беннет. Ну и что вы на это скажете, Иг Перриш? Иг Перриш не сказал ничего, он вел машину.

Слева мелькнула заколоченная пончиковая, и Иг понял, что тут уже рядом лес, дорога, ведущая вверх, к старой литейной. Он находился менее чем в полумиле от места, где была убита Меррин, того самого места, где прошлой ночью он дал волю своему бешенству, рвал и метал, и ссал, и отключился. Казалось, что все его суточные передвижения каждый раз описывают огромный круг, неизбежно возвращая его туда, откуда он начал.

Он притормозил и свернул направо. «Гремлин» гулко запрыгал по однополосной гравийной дороге, тесно зажатый между купами деревьев. В пятидесяти футах от хайвея дорогу перекрывала цепь со смятой ободранной табличкой «Частная собственность». Иг объехал препятствие и снова вернулся на колею.

Вскоре среди деревьев показалась литейная. Она стояла на голой вершине холма и должна была вроде быть освещенной, но вместо этого казалась темной и мрачной, словно находилась в тени. Возможно, на солнце набежало облачко, однако, прищурившись, Иг увидел все то же невозможно яркое вечернее небо.

Он доехал до поляны, окружавшей остатки литейной, притормозил и вылез из машины, не выключая мотора. В детстве эта литейная всегда казалась Игу развалинами замка, прямиком из сказок братьев Гримм, местом в глубине глухого темного леса, куда некий злодей заманивает свои жертвы, чтобы их убить, — в точности как оно потом и случилось. Для подросшего Ига стало большой неожиданностью, что до литейной было совсем недалеко, футов сто от дороги. Он пошел к тому месту, где нашли тело Меррин и где ее друзья и родные устроили нечто вроде мемориала. Путь он знал наизусть, потому что бывал здесь неоднократно. Следом за ним в траве шуршали змеи, но он старался их не замечать.

Вишневое дерево было там же, где и вчера. Он посрывал с веток все ее фотографии, они так и валялись в траве и кустах. Кора отшелушивалась, обнажая подгнившую красноватую древесину. В тот раз Иг расстегнул ширинку и помочился на траву, на собственные ноги и на лицо пластиковой Девы Марии, засунутой в промежуток между двумя самыми толстыми корнями. Он презирал эту Марию с ее идиотской улыбочкой, символ истории, ровно ничего не значащей, служанку Бога, от которого никому никакой пользы. Иг ни минуты не сомневался, что здесь, на этом самом месте, Меррин взывала к Богу, когда ее насиловали и убивали, взывала если не голосом, то в сердце своем Божьим ответом была просьба подождать, пока не освободится линия, временно занятая из-за большого объема поступающих просьб. Вот она и ждала, пока не умерла.