Бенсен с большим трудом подавил все растущее чувство отвращения, чуть было не вызвавшее спазмы в горле, достал из своей куртки карманный нож и разрезал рубашку Норриса.

Кожа у Норриса стала серого цвета. И это была уже не человеческая кожа, а наполовину разложившаяся водянистая масса, похожая на гниющие водоросли. От нее исходил мерзкий запах.

Бенсен остолбенел. Он вдруг мысленно увидел свою ногу, голую и блестящую от морской воды, а еще тонкое серое волоконце, обвившееся вокруг его лодыжки…

Он отогнал от себя это воспоминание, инстинктивно отшатнулся подальше от Норриса и с ужасом еще раз посмотрел на его тело. Темных пятен на его одежде становилось все больше, а дыхание стало хриплым.

— Леннард, — взмолился Норрис. — Помоги… мне. Я… этого не выдержу. Отвези меня… к врачу.

Бенсен сидел молча целую минуту. Почти вся одежда Норриса намокла, а смрадный запах стал просто невыносимым. Не нужно было вспарывать одежду, чтобы понять, что под ней происходит.

— Мне жаль, дружище, — сказал Бенсен. — Но я не могу этого сделать.

Норрис вздохнул:

— Ты…

— Ты ведь обо всем расскажешь, ведь так? — продолжал Бенсен. Его рука сильнее сжала нож. — Тебя спросят, с чего все началось, и тогда ты обо всем расскажешь. Обо всем, что произошло.

— Леннард! — снова взмолился Норрис. — Я… я умираю! Прошу тебя, помоги мне.

— Я бы охотно это сделал, — тихо сказал Бенсен. — Но я просто не могу. Ты сдашь Филлипса, я не получу свои деньги, и мне придется провести всю свою жизнь в этой дыре. Я просто не могу этого сделать. Я хочу уехать отсюда, и никому не позволю мне помешать. Это тебе понятно?

Затем он наклонился над Норрисом и замахнулся ножом…

В это время суток Дернесс не выглядел особенно оживленным. На центральной улице можно было увидеть лишь нескольких прохожих, более или менее целеустремленно идущих по своим делам, да одну-единственную повозку, которую тащила изрядно уставшая кобыла. Причиной тому, возможно, было раннее время. Глядя на карту, можно было предположить, что Дернесс — вполне приличный город, но на самом деле он представлял собой самый что ни на есть захолустный городишко, расположенный у маленькой гавани. В нем имелись кое-какие производственные предприятия (я никак не мог понять, откуда здесь могли взяться хоть какие-то предприятия!), дававшие работу людям, живущим в городке и его окрестностях. Лишь у очень немногих из его обитателей иногда возникала потребность пройтись по улицам, а прогулочной набережной, имеющейся в большинстве других, более значительных портах Англии, здесь вообще не было. Хотя возможной причиной безлюдности улиц был и осенний холод, который в этот день усилился, заставляя людей сидеть по домам возле теплых печей. Во всяком случае, лично я уже через несколько секунд пребывания на улице весь съежился от «укусов» ледяного ветра. Ветер дул со стороны моря, и в воздухе пахло соленой водой и водорослями. Ветер — хотя и не очень сильный, но устойчивый — пронизывал насквозь и мою тонкую одежду, и меня, заставлял дрожать от холода. Для такой погоды я был явно слишком легко одет. Там, в номере, я нацепил на себя, особо не раздумывая, то, что выглядело помоднее, поприличнее, однако вся эта одежда была не особенно теплой и практически не защищала от непогоды. В результате буквально через пять минут я уже стучал зубами от холода.

Я по-прежнему чувствовал себя немного ошалелым. Сбежав из гостиницы, я лишь теперь постепенно начал осознавать, что не имею никакого понятия, куда вообще мог бы пойти. Я знал, что Говард арендовал в порту какое-то небольшое судно. Однако, даже если портье все же передаст Говарду мое сообщение, я встречусь с ним лишь после захода солнца.

Но до этого оставалось еще целых пять часов…

Я остановился, подойдя поближе к стене ближайшего дома и огляделся. Небо, как часто бывает в это время года, сплошь затянули тучи, а поэтому теней на земле практически не было. Но даже если солнце и выглянуло бы, я на этой стороне улицы все равно был бы в безопасности, по крайней мере, в ближайшие часы. Но я не мог просто стоять здесь и ждать захода солнца, и не только потому, что страшно замерз.

Конечно же, я совершил глупость, покинув гостиницу. Причиной моего поступка стала паника, и, как это часто бывает, когда человеком руководит не здравый смысл, а страх, я умудрился «наломать дров». Мне следовало бы тогда просто погасить огонь в камине, зашторить окно и спокойно дождаться Говарда, а не выскакивать из номера сломя голову. Я даже подумал, не возвратиться ли мне снова в гостиницу, но затем отогнал эту мысль и решил лучше подыскать местечко, в котором я мог бы спрятаться до захода солнца, а там Говард что-нибудь придумал бы. Нужно было только как-то продержаться до того времени.

Мой взгляд скользнул вдоль улицы. На ней находилось несколько маленьких лавчонок, два или три ресторанчика и множество жилых домов, но ничто из всего этого, как мне казалось, не годилось для роли убежища. Я здесь был чужаком и не мог просто так постучать в чью-нибудь дверь и спросить хозяина, нельзя ли мне посидеть у него в погребе до наступления темноты. Да и в ресторанчиках, с моей точки зрения, было небезопасно, потому что в любом из них — как в более респектабельном заведении, так и в обычной портовой забегаловке — горел свет, а, стало быть, отбрасывались тени. Складывалась просто абсурдная ситуация: где мог человек спрятаться от собственной тени?

Не знаю, было ли это совпадением (в последнее время я все больше склонялся к мысли, что это все-таки не было совпадением), но единственным местом, которое показалось мне подходящим в подобной ситуации, оказалась церковь.

Местная церковь была довольно маленькой даже для такого городишки, как Дернесс, но в это время дня она, наверное, практически пустовала, к тому же внутри ее наверняка царил полумрак, а именно это мне и было нужно. Церковь находилась недалеко, в каких-нибудь ста шагах вниз по улице, на противоположной стороне. Я решительно зашагал к церкви.