Недалек от оценок, даваемых французской прессой, был и Лансинг. Он в целом иначе смотрел на стоящие перед американцами проблемы. На очередном заседании американской делегации Лансинг предложил быстро заключить мир и оставить экспертов вырабатывать детали соглашения о международной организации. Получив весьма нелюбезный отказ, Лансинг ответил тем, что повторил свое предложение на заседании «Совета десяти», где Вильсон не мог обращаться с ним с лаконичной простотой на виду у своих партнеров по переговорам. Неожиданное предложение Лансинга снимало страх европейцев перед американским опекунством, оно поворачивало их в сторону традиционного дележа добычи, поэтому предложение было принято сочувственно. Вильсон поступил в этой неожиданной ситуации максимально дипломатично. Он попросил Лансинга изложить свои идеи в виде проекта резолюции и, разумеется, не принял этого проекта, молча загубив всю затею.

В эти тяжелые для Вильсона дни ему явно не хватало Хауза, который был долгое время болен и только позднее смог подключить свой изощренный ум к затянувшейся дипломатической игре. План Хауза был таков: воспользоваться поддержкой идеи создания Лиги Наций английскими сторонниками во главе с лордом Сесилем, склонить на свою сторону Ллойд Джорджа, через него вовлечь итальянского премьера Орландо — и оставшимся французам ничего не оставалось бы, как примкнуть. Надо ли говорить, что жизнь, как обычно, оказалась богаче, чем эта схема. Да и, собственно, не в схеме уже было дело. Идея Лиги Наций, вернее, ее смысла, роли и функций постепенно под давлением обстоятельств (и союзников) теряла первоначальный характер американского варианта для Европы.

Видя сложность противостояния Вильсону в открытую, вожди Антанты решили изменить не Вильсона, а его план: они сконцентрировались не на противодействии Лиге Наций, а на придании ей желаемого им вида. В конце концов не Лига, а конкретика новых границ больше волновала союзников на этой мирной конференции. Согласие с идеей Лиги стало как бы авансом, платой за поддержку американской стороной той или иной претензии союзников. Первым это понял Клемансо, за ним последовали другие. Итальянский премьер-министр Орландо на встрече с Вильсоном 30 января 1919 г. сразу же оговорил, что поддерживает идею создания международной организации, и тут же перешел к более существенным для итальянцев вопросам о границах на Адриатическом побережье. Таким образом, столь привлекательно видевшаяся из Вашингтона задача создания контролируемой международной организации в реалиях переговоров отошла на задний план. А спорные вопросы территориальных претензий вышли вперед.

Один из решающих шагов от абстракции к реальности (от «гранитных» основ к скользкой почве текущего дня) Вильсон сделал тогда же, 30 января, когда в ответ на благожелательные слова Орландо фактически пообещал ему помощь в овладении Трентино. Обратим внимание на этот эпизод. Девятый пункт программы Вильсона говорил о праве населения на самоопределение, а теперь одним жестом Вильсон фактически присоединился к столь обличаемому им Лондонскому тайному договору, дававшему Италии права на Трентино. А что он получил взамен? Признаваемый незначительной группой стран устав Лиги Наций. Работа над уставом велась наиболее интенсивно между 3 и 13 февраля (десять встреч), поскольку Вильсон подстегнул работу своим решением отбыть в США 14 февраля. Работу осуществляла Комиссия по Лиге Наций, состоявшая из пятнадцати человек (по два от великих держав плюс пятеро от малых стран). Вильсон полагал, что устав должен быть выработан за закрытыми дверями и уже готовым и санкционированным будет изложен публике.

Напряжение этих дней было велико. Если «Совет десяти» заседал в утренние часы, то комиссия — в вечерние. Вильсон был здесь энергичен как никогда. Речь шла о главном детище его политической жизни. Но все больше и чаще на пути возникали совершенно не предвиденные им препятствия.

Должна ли у Лиги Наций быть своя армия? Вильсон не предвидел таковой. Напротив, он полагал, что после победы над Германией будет осуществлена демобилизация и экономический фактор (американский козырь) станет решающим. Довольно неожиданно французы, которые и вообще-то встретили идею Лиги весьма прохладно, стали выступать за наличие крупной армии в распоряжении Лиги. Их мотивы были достаточно ясными. Если в США и Англии традиционным для мирного времени был отказ от всеобщей воинской повинности, то именно таковая была характерна для Франции, имеющей на своей границе Германию. А располагая крупнейшей в Европе армией, Клемансо надеялся и на дополнительные рычаги воздействия в Лиге. Обсуждая этот вопрос, комиссия заседала весь день 11 февраля. В решающий момент французский представитель процитировал слова самого Вильсона о том, что «должна быть создана сила, сила столь мощная, чтобы ни одна нация или комбинация наций не смогла бы бросить ей вызов».

Выслушав французский перевод своих слов, а затем их новый перевод на английский, Вильсон вначале не знал, как ответить. Он шептался с Хаузом, и замешательство было ощутимо в зале. Затем, поблагодарив за цитирование, он указал, что эта мысль была высказана «в состоянии стресса, вызванного отчаянной войной». Но изменилась ситуация в мире, и создание объединенной военной машины в мирное время будет способствовать процветанию международного милитаризма, едва ли лучшего, чем милитаризм национальный. И еще, конституция США не позволяет кому бы то ни было осуществлять контроль над американскими вооруженными силами. Враги Лиги Наций в Конгрессе США используют это обстоятельство, чтобы дискредитировать саму идею Лиги.

Началась война нервов. Выслушав ответ Вильсона, представитель Франции Л. Буржуа откинулся в кресле, выждал паузу и заявил, что бессильную Лигу, которую предлагают создать американцы, французы могут отвергнуть как таковую. Для проницательных наблюдателей было достаточно ясно, что французы стремятся не столько дискредитировать проект Лиги Наций, сколько создать «задел» для дипломатической торговли потом, чтобы продать свое согласие в обмен на желаемое для Франции решение самого насущного для нее вопроса — германского. Отнюдь не выигрышной оказалась позиция американской делегации, когда президент Вильсон стал убеждать французов: «Верьте нам, в случае опасности мы придем к вам на помощь».

Накануне объявленного дня отплытия Вильсона комиссия согласовала свои позиции по шести пунктам из двадцати шести. Понадобилось искусство мастера компромисса Хауза, чтобы спасти положение. До сих пор его шепот слышал лишь президент США. Теперь полковник обратился к комиссии в полный голос. Он сумел заручиться английской оппозицией против предлагаемого французами плана создания Генерального штаба войск Лиги Наций. Так же, закулисно, он достиг соглашения с японской делегацией (в обмен на провозглашение расового равенства в уставе). В отсутствие президента обещая всем все и вся, Хауз сумел создать текст устава, относительно удовлетворяющий все стороны. Главными потерями — это очень важно отметить — были следующие: США отказались от двух прежних условий существования Лиги — создания международного арбитража и организации Мирового международного суда. Это была существенная уступка. Если, противостоя французам, американцы выступили против военной организации Лиги Наций, то теперь они отказались от того, на что очень надеялись, — от ее судебных функций.