Жалкое это письмо я тому отправляю,

Кто столь безжалостно нас так презирает всегда.

Оказавшись в Риме во времена Николая V, поставившего своими строительными затеями весь Рим вверх дном, он через посредство своего большого друга Бьондо из Форли стал своим человеком при папе, который до того советовался в архитектурных делах с Бернардо Росселино, флорентийским скульптором и архитектором, как будет о том сказано в жизнеописании его брата Антонио. Бернардо, приступивший по желанию папы к перестройке папского дворца и к некоторым работам в церкви Санта Мариа Маджоре, с тех пор всегда советовался с Леон-Баттистой. Таким образом, первосвященник, руководствуясь мнением одного из них и пользуясь исполнением другого, соорудил много полезных и достойных похвалы вещей: так, был починен испорченный водопровод Аква Верджине и был построен фонтан на площади Треви с теми мраморными украшениями, которые мы видим по сию пору и в которых изображены гербы первосвященника и римского народа.

Затем, отправившись в Римини к синьору Сиджизмондо Малатесте, он сделал для него модель церкви Сан Франческо, в частности модель фасада, который был выполнен в мраморе, а также боковой фасад, обращенный на юг, с огромными арками и гробницами для прославленных мужей этого города. В общем, он выполнил эту постройку так, что в отношении прочности она является одним из самых знаменитых храмов Италии. Внутри она имеет шесть прекраснейших капелл, из коих одна, посвященная св. Иерониму, весьма разукрашена, ибо в ней хранится множество реликвий, привезенных из Иерусалима. Там же находятся гробницы названного синьора Сиджизмондо и его супруги, весьма богато исполненные в мраморе в 1450 году; на одной из них – портрет этого синьора, а в другой части этой постройки – портрет Леон-Баттисты.

Затем, в 1457 году, когда немцем Иоганном Гуттенбергом был изобретен полезнейший способ печатания книг, Леон-Баттиста по сходству изобрел прибор, при помощи которого можно было строить перспективы с натуры и уменьшать фигуры, а также изобрел способ, позволивший переводить вещи в большой масштаб и их увеличивать; все это хитроумные, полезные для искусства и поистине прекрасные изобретения.

Когда Джованни ди Паоло Ручеллаи при жизни Леон-Баттисты пожелал сделать на свой счет и целиком из мрамора фасад церкви Санта Мариа Новелла, он поговорил об этом с Леон-Баттистой, лучшим своим другом, и, получив от него не только совет, но и проект, он решил осуществить это дело во что бы то ни стало, дабы оставить о себе память. Итак, приступили к работе, и она была закончена в 1477 году к великому удовлетворению всего города, которому нравилось все произведение в целом, особенно же портал, свидетельствующий о немалых трудах, потраченных на него Леон-Баттистой. Также и для Козимо Ручеллаи он сделал проект дворца, который тот построил себе на Виа Винья, а также проект лоджии, находящейся напротив. В этой лоджии, после того как он положил арки на те колонны, которые тесно расставлены на переднем фасаде, а также с боков, где он хотел сделать такое же количество арок, а не только одну, у него с каждой стороны получился излишек, вследствие чего он был вынужден сделать соответствующие выступы на торцовых углах задней стены. Но когда он затем пожелал перекинуть арку внутреннего свода, он увидел, что не может сделать ее полукруглой, так как она получалась придавленной и безобразной, и решился перекинуть маленькие арочки, от одного углового выступа к другому, ибо ему не хватило должного рассуждения и замысла, и это явственно свидетельствует о том, что помимо науки необходима и практика; ведь рассуждение никогда не может быть современным, если в ходе работы наука не применяется на практике. Говорят, что он же сделал проект дома и сада для тех же Ручеллаи на улице делла Скала. Дом этот сделан с большой рассудительностью и весьма благоустроен, ибо помимо прочих удобств в нем две лоджии, одна – обращенная на юг, другая – на запад, обе очень красивые, с колоннами, без арок, что является истинным и правильным способом, которого придерживались древние, ибо архитравы, положенные на колонны, горизонтальны, в то время как прямоугольные вещи – а таковы пяты перекинутых арок – не могут покоиться на круглой колонне без того, чтобы углы их не оказывались на весу. Итак, правильный способ требует того, чтобы на колонны клались архитравы и чтобы, когда требуется перекинуть арки, их делали на столбах, а не на колоннах.

Для тех же Ручеллаи Леон-Баттиста в церкви Сан Бранкаччо сделал в этой манере капеллу, в которой большие архитравы покоятся на двух колоннах и двух столбах, причем он пробил внизу церковную стену, – решение трудное, но прочное; посему это одно из лучших произведений названного архитектора. Посреди этой капеллы находится прекрасно сделанная овальная и продолговатая мраморная гробница, подобная, как гласит надпись на ней, гробу Иисуса Христа в Иерусалиме.

К тому времени Лодовико Гонзага, маркиз мантуанский, пожелал соорудить в церкви Нунциаты при монастыре сервитов во Флоренции круглый хор и главную капеллу по проекту и модели Леон-Баттисты. Снеся на алтарном конце церкви находившуюся там квадратную капеллу, ветхую, не очень большую и расписанную по-старинному, он построил этот круглый хор – сооружение замысловатое и мудреное, наподобие круглого храма, окруженного девятью капеллами, которые все закруглены полуциркульными арками, а внутри имеют форму ниш. Таким образом, в этих капеллах каменные архивольты арок, опирающихся на столбы, должны отклоняться назад, чтобы не отходить от стены, которая выгибается, следуя форме круглого хора, поэтому, если смотреть на эти арки капелл сбоку, кажется, что они заваливаются и что они – и таковы они и на самом деле – некрасивы, хотя размеры их правильные и прием этот действительно очень трудный. В самом деле, если бы Леон-Баттиста избежал этого приема, было бы лучше, и, хотя его очень нелегко осуществить, он все же некрасив ни в малых, ни в больших вещах, да и не может хорошо удастся. А что это справедливо в отношении больших вещей, видно из того, что огромная арка спереди, образующая вход в этот круглый хор, очень красива снаружи, а изнутри, так как ей приходится загибаться, следуя форме круглой капеллы, она кажется падающей назад и в высшей степени некрасивой. Леон-Баттиста этого, быть может, и не сделал бы, владей он вместе с наукой и теорией также практикой и строительным опытом, ибо другой избежал бы этой трудности и, скорее, стремился бы к изяществу и большей красоте постройки. В остальном все это произведение само по себе красиво, замысловато и является разрешением трудной задачи, и Леон-Баттиста обнаружил для того времени немалую смелость, выведя свод этого хора так, как он это сделал.

Засим этот же маркиз Лодовико взял с собой в Мантую Леон-Баттисту, который сделал для него модель церкви Сант Андреа и некоторых других вещей; и также по пути из Мантуи в Падую можно видеть целый ряд храмов, построенных в его манере. Исполнителем проектов и моделей Леон-Баттисты был флорентинец Сильвестро Фанчелли, рассудительный зодчий и ваятель, построивший по воле Леон-Баттисты с удивительным умом и старанием все те произведения, сооружением которых Баттиста руководил во Флоренции; а для мантуанских построек – некий флорентине Лука, который с тех пор обосновался в этом городе и в нем умер, оставив, по свидетельству Филарете, свое имя семье деи Луки, живущей там и поныне. Итак, немалым счастьем было для Леон-Баттисты иметь друзей, служивших ему с пониманием, умением и охотой, ибо, поскольку архитекторы не могут все время присутствовать на работах, преданный и любящий исполнитель – великая для них помощь; и кто-кто, а я-то прекрасно это знаю по долголетнему опыту.

В живописи Леон-Баттиста не создал ни крупных, ни прекрасных произведений, ибо очень немногие известные нам вещи его работы не отличаются особым совершенством, да это и не так важно, потому что он имел больше склонности к наукам, чем к рисунку. Однако, рисуя, он достаточно хорошо выражал свой замысел, как можно видеть по некоторым листам его работы, имеющимся в нашей книге. В числе их есть рисунок моста св. Ангела и перекрытие этого моста в виде лоджии, которое было сделано по его проекту для защиты от солнца летом и от дождя и ветров зимой. Работа эта была ему заказана папой Николаем V, который задумал исполнить много других ей подобных по всему Риму, но смерть его этому помешала. Есть еще произведение Леон-Баттисты, находящееся во Флоренции в маленькой часовне, посвященной Мадонне у основания моста алла Карайа, а именно алтарное подножие и в нем три маленькие истории с перспективами, которые гораздо лучше были описаны им пером, чем написаны кистью. Точно так же во Флоренции, в доме Паллы Ручеллаи, находится его автопортрет, который он сделал, глядя в зеркало, и картина на дереве с очень большими фигурами, написанными светотенью. Изобразил он также перспективный вид Венеции и собора Сан Марко, но фигуры на нем были исполнены другими мастерами; это одна из лучших его живописных вещей.

Был Леон-Баттиста человеком нрава обходительнейшего и похвального, другом мастеров своего дела, приветливым и вежливым со всеми без исключения; и прожил он всю свою жизнь достойно и как подобает благородному человеку, каковым он и был, и, наконец, достигнув весьма зрелого возраста, он, довольный и спокойный, отошел к лучшей жизни, оставив по себе достойнейшую славу.

Поистине велика радость тех, кто обнаружит, что кто-нибудь из их предков и из их собственного семейства отличился и прославился, проявив себя в военном деле, в словесности, в живописи или в любом ином благородном занятии. И люди эти, нашедшие в истории почетное упоминание о ком-либо из своих предков, получают за неимением другого хотя бы это побуждение к доблести и узду, сдерживающую их от поступков, недостойных семейства, имевшего людей знаменитых и славнейших.

Но насколько эта радость, о которой я упомянул с первых же слов, велика, я сам испытал на себе, обнаружив среди своих предков Ладзаро Вазари, который был живописцем известным в свое время не только у себя на родине, но и во всей Тоскане. И, несомненно, не без причины, что мне и нетрудно было бы показать, если бы я мог позволить себе говорить о нем так же свободно, как о других. Однако, поскольку его кровь течет в моих жилах, можно подумать, что, восхваляя его, я преступаю положенные мне границы. Поэтому, оставив в стороне заслуги его и его семейства, я просто расскажу о том, о чем никоим образом не могу и не должен умолчать, не желая уклониться от истины, на коей зиждется вся история.