— Ты приехал за мной? — в свою очередь спросил юноша, и лицо его выразило надежду, но, правда, тщательно скрываемую, едва заметную.

— Вчера я отправил твоему учителю Павлу письмо,— не отвечая на вопрос, сказал сенатор.— Поверь, если его перехватят, меня ждут большие неприятности. И тебя, может быть, тоже,— добавил он после некоторого молчания.— Римский сенатор, переписывающийся с вождем назареев, врагом Рима...— Он чуть развел руки в стороны.— Нетрудно догадаться, как к этому отнесутся на Палатине.

— Назареи не враги Рима, а Павел не вождь,— тихо, но твердо произнес юноша.

Сенатор сделал удивленное лицо, указал глазами на кресло напротив и, лишь когда юноша сел, проговорил:

— Может быть, ты и прав, но император думает иначе, и вряд ли кто-нибудь сумеет убедить его в обратном. Он человек...— Сенека прервался, подбирая точное определение, а юноша неожиданно произнес:

— Он не человек.

Сенатор усмехнулся и невольно посмотрел на дверь. Сказал, понизив голос:

— Ты слишком смел, Никий. Это опасно. И не только для тебя.

— Неужели сенатор боится?

Тень недовольства пробежала по лицу сенатора, он крепко сжал рукой поручень кресла, и губы его дрогнули.

— Прости,— сказал Никий,— я не хотел тебя обидеть. Я только хотел сказать, что такой человек, как ты, не может бояться.

— Ты имеешь в виду мое положение в Риме? — Тонкие губы сенатора, раздвинувшись в гримасе, сделались еще тоньше.

— Нет,— спокойно отвечал Никий, словно бы не замечая состояния собеседника,— я говорю о мощи твоего разума, величии твоей души и чести, которая...

— Оставь мою честь в покое,— перебил его сенатор,— эту часть моего существа я потерял давным-давно. И ты это знаешь, я ничего от тебя не скрывал. Я отдал честь за все то богатство, которое имею, и даже если я потеряю богатство и саму жизнь, я все равно не верну чести.

— Я хотел сказать,— начал было Никий, впервые с начала беседы смутившись от слов сенатора, но тот не дал ему говорить.

— Кроме того,— сказал он,— понятие чести у римского сенатора несколько отличается от оного у назарея, коим являешься ты, и в этом смысле нам трудно договориться.

— Учитель говорит, что понятие чести одно для всех,— осторожно заметил Никий.

— Твой учитель,— сдерживая досаду, проговорил сенатор,— частное лицо, а я государственный чиновник, воспитатель императора и его приближенный. Легко говорить о чести, не имея ничего, не управляя ничем, не завися ни от кого.

— Мы все зависим от Бога,— твердо произнес Никий, и глаза его блеснули,— и бедные и богатые. Учитель служит одному только Богу...

— И управляет...— вставил сенатор.

— Он учит, а не управляет,— чуть понизив голос, сказал Никий.

— Хорошо, хорошо,— чувствуя, что разговор приобретает совсем не тот характер, который бы ему хотелось, примирительно проговорил сенатор.— Я не желал обидеть ни тебя, ни Павла, знаешь, как я к нему отношусь. Я очень высоко ставлю его как философа.

— Он не философ.

— Ну, как пророка, если тебе так больше нравится.

— Он учитель,— твердо произнес Никий и сжал губы.

— Пусть будет так,— почти смиренно заметил сенатор,— я не оспариваю это. Скорее я думаю так же. Но я хотел поговорить с тобой о другом.— Он сделал паузу и, пристально посмотрев на Никия, сказал: Пилишь ли, я получил письмо от учителя.

Никий спокойно смотрел на него, и в глазах его не было вопроса.

— Ты понимаешь, о чем я говорю? — спросил сенатор чуть нетерпеливо.

— Да,— кивнул Никий.

— Почему же ты не спросишь, о чем это письмо?

— Оно послано тебе.

«Резонно»,— про себя подумал Сенека, а вслух сказал:

— Письмо касается тебя.

— Я слушаю.

— Видишь ли,— после некоторой паузы проговорил сенатор,— учитель хочет, чтобы ты остался в Риме.

— В Риме? — переспросил Никий, и лицо его выразило крайнюю степень огорчения,— Но ведь учитель ждет меня, он сам сказал...

— Это было давно,— перебил его сенатор, пряча глаза,— Сейчас он считает, что тебе необходимо остаться в Риме.

— Но я не хочу оставаться! — воскликнул Никий с такой досадой и горечью, что Сенека подумал: «Сколь он еще молод!» И тут же, изобразив на лице граничащее со страхом удивление, произнес:

— Неужели ты можешь?.. Неужели ты можешь ослушаться учителя?!