— А ты, Валерка, разведай — нет ли у генерала еще одной дочки. Может, и тебе повезет, — хихикнул Камплеев.

— С моим колером волос и пролетарским происхождением — служить можно только в Сибири, да и то — подальше от населенных пунктов.

— Тебе легче. Ты уже все знаешь, а мы должны гадать и мучиться неизвестностью.

Зал Дома офицеров был полностью заполнен. Наши ребята сидели слева плотной группой. В первых рядах расположились преподаватели. Вся правая часть зала была отдана приглашенным. На сцене за столом сидели генерал Петленко, комендант гарнизона подполковник Довженко, гость из Центра полковник Назаревский и командир сборов подполковник Князев.

Подполковник Шашанов по списку вызывал принимающих присягу с упоминанием полного звания — инженер-младший лейтенант. Офицер подходил к невысокой трибуне, стоящей в зале перед первым рядом присутствующих, зачитывал текст присяги и ставил подпись.

Церемония принятия присяги шла без накладок и сбоев, хотя некоторые во время вечерних дискуссий в казарме грозились отказаться от присяги. Мотивировали они это тем, что их недовольства и требования могут быть приняты и учтены только до принятия присяги. До этого момента они еще не настоящие военнослужащие, с которыми начальники вынуждены будут считаться, хотя бы из боязни скандала. После подписания текста присяги все пути назад уже отрезаны, суровые воинские законы вступают в силу, и малейшее сопротивление или неповиновение будут караться на законных основаниях.

Одним из таких возмутителей спокойствия был киевлянин Сергей Кордовский. Человек неглупый и способный, он не хотел служить в войсках и мечтал о научно-исследовательской работе. В этом он был не одинок, но заявлять прямо об этом командованию решался только он. Разговоры о его предполагаемом демарше, конечно, дошли до начальства. Кордовского вызвали к Князеву (хорошо, что только к нему), и командир провел с ним более чем часовую беседу. Что уж он там ему говорил, что обещал и чем грозил, мы так и не узнали, но после этого Кордовский присмирел и перестал бунтовать.

И вот, для принятия присяги вызывается младший лейтенант Кордовский. Мы затаили дыхание. Оторвал от бумаг глаза, вооруженные допотопными черными очками, подполковник Князев.

Кордовский зашел за трибуну, посмотрел в зал недобрыми глазами, чуть заметно улыбнулся и стал зачитывать текст. В наших рядах послышался шепот, кто-то хлопнул сидением, и снова воцарилось молчание.

Скандал не состоялся. Да его и не могло быть, так как слишком это серьезное дело — бунт в армии, да еще в таких войсках, как наши.

Официальная часть затянулась часа на полтора. Приглашенные гости стали явно скучать. Некоторые покинули зал и перешли в буфет.

Из наших рядов тоже удалилось несколько человек, но они пошли за кулисы. Готовился концерт художественной самодеятельности, в котором вместе с нашим струнным оркестром должны были выступать девушки из пошивочной мастерской и ребята из других воинских частей.

Струнный оркестр возник вокруг киевлянина Филенко, добродушного великана, прекрасно играющего на аккордеоне. К нему вскоре присоединились две гитары и мандолина. Образовалась играющая и поющая группа. Понемногу она расширилась, пока не превратилась в неплохой оркестр.

В Доме офицеров нашлись неиспользованные инструменты, среди которых оказалось несколько балалаек, мандолина, огромный контрабас и даже — покалеченный ударный центр.

Недостатка в оркестрантах не было. Почти каждый мог вспомнить, как когда-то он играл дома или в школе на каком-либо инструменте. Вспомнил и я оркестр своей Завадовской школы, где играл и на балалайке, и на ударных. Теперь мне захотелось освоить контрабас.

Филенко оказался к тому же и неплохим организатором с широким музыкальным кругозором. Так образовался коллектив из полутора десятков оркестрантов, который сегодня дал свой первый публичный концерт.

Мы успешно сыграли несколько музыкальных номеров самостоятельно, а потом — вместе с местными солистами.

Неизбалованная гарнизонная публика принимала выступления хорошо. Солистов встречала аплодисментами, а своих родненьких швей из мастерской — с восторгом. Все были довольны: и командиры, и солисты, и многочисленные гости.

Впереди всех ждал обещанный товарищеский ужин. Столы накрыли в одном из просторных холлов клуба. Сервировка не блистала изысканностью, зато количество блюд и бутылок впечатляло. Ассортимент и внешний вид закусок был явно столовским, но обилие колбас, сыров, мясных изделий и рыбы приятно удивляло. Водки на столах не было, но зато было много хороших крымских вин.

За главным столом восседали генерал Петленко с женой, подполковник Князев и несколько старших офицеров. По обе стороны, вдоль стен, располагались столы, за которыми сидели курсанты, преподаватели и гости.

Когда движение и шум в зале несколько утихли, слово взял генерал Петленко.

— Товарищи офицеры! Только сегодня я с полным основанием могу вас так назвать — «товарищи офицеры»! Еще недавно вы были неорганизованной группой то ли студентов, то ли инженеров. Сейчас вы прошли обучение, освоили новую военную технику, приняли воинскую присягу и стали настоящими офицерами. Родина, партия и весь советский народ доверили вам грозное оружие, которое способно охладить горячие головы безответственных американских агрессоров. Они разрабатывают планы нападения на Советский Союз, хотят подвергнуть наши города атомным бомбардировкам, уничтожить миллионы женщин и детей, расчленить Советский Союз.