Приезжает жена водовоза и трое из его десяти детей. («Это твоя вина», – с укором говорит мне Макс.) Это склонная ныть и довольно неприятная женщина, а дети на редкость малопривлекательны. Их носы, прямо сказать, в отвратительном состоянии. Почему это именно у человеческих детенышей носы всегда текут, если оставить их в естественном состоянии? Котята, щенки, ослята вроде бы никогда не страдают этим недугом!

Благодарные родители наказывают своим детям целовать рукава их благодетелей при любой возможности, и они считают своей обязанностью это выполнять, невзирая на все наши старания избежать этой церемонии! После этого их носы выглядят гораздо лучше, а я вижу, что Макс разглядывает свой рукав с определенным недоверием!

В последние дни мы раздали много аспирина против головной боли. Стоит жара и ходят грозовые тучи. Люди прибегают к помощи и восточной, и западной науки. Проглотив наш аспирин, они спешат к шейху, который любезно кладет им на лоб докрасна раскаленные металлические диски, «чтобы изгнать злого духа». Я не знаю, кому приписывается честь исцеления!

Сегодня утром в нашей спальне обнаружена змея, ее нашел Мансур, придя исполнять свою «службу». Она лежит в корзинке под умывальником. Большое волнение. Все сбегаются, чтобы участвовать в ее убивании. Последующие три ночи я настороженно прислушиваюсь к шорохам, прежде чем заснуть. Потом забываю.

Однажды утром за завтраком, взглянув на Бампса, я спрашиваю Мака, не нужна ли ему более мягкая подушка.

«Не думаю, – говорит Мак несколько удивленно, – а что, с моей что-нибудь не так?»

Я бросаю торжествующий взгляд на Бампса, он ухмыляется.

«Я вам не поверил, – признается он позднее. – Я думал, вы просто рассказываете сказки про Мака, но он просто невероятен. Ничего из того, что у него есть или что он одевает, похоже, никогда не пачкается, не рвется, не делается неопрятным. И как вы говорите, у него в комнате нет ничего, кроме пледа и дневника, даже книжки. Я не знаю, как ему это удается».

Я оглядываю принадлежащую Бампсу половину комнаты, в которой он живет вместе с Полковником. Она усыпана признаками его экспансивной и бьющей через край натуры. Только отчаянные усилия со стороны Полковника не позволяют им захлестнуть его половину.

Михель внезапно начинает бить по Мэри огромным молотком под самым окном, и Бампс вылетает как ракета, чтобы велеть ему прекратить!

Сейчас, когда настала жара, Макс и Бампс являют разительный контраст в одежде. Бампс снял с себя все, что мог снять. Макс, следуя обычаю арабов, одел все, что можно. Он тепло одет в толстое твидовое пальто с поднятым воротником, и кажется, совершенно не чувствует солнца.

Мак, как мы замечаем, даже не обгорел на солнце!

* * *

Жгучий момент «Раздела» теперь подступает очень близко. К окончанию сезона директор Services des Antiquites[87] приезжает сам или присылает представителя для раздела находок этого сезона.

В Ираке предметы рассматривались по одному, и это занимало несколько дней. Однако в Сирии система много проще. Максу предоставлено право разделить все найденное на две части по своему усмотрению. Затем приезжает представитель Сирии, рассматривает эти две коллекции и выбирает, которую из них он оставляет для Сирии. Другая затем упаковывается для отправки в Британский Музей. Любые особо интересные предметы или что-то уникальное, оказавшееся в сирийской половине, обычно предоставляется ими на время, чтобы можно было это изучить, экспонировать, сфотографировать и т. д. в Лондоне.

Главная агония – это создать эти две коллекции. Вы с неизбежностью должны лишиться некоторых вещей, которые вам отчаянно хочется сохранить. Хорошо, тогда вам надо сбалансировать их на другой половине. Макс призывает нас всех на помощь, когда он по очереди делит каждый тип объектов. Два набора каменных и бронзовых орудий, два набора амулетов и т. д. Керамика, бусы, костяные предметы, обсидиан. Затем, по одному, каждого из нас зовут в комнату.

«Ну, которую из двух половин ты бы взяла? А или Б?» Пауза, пока я разглядываю обе половины. «Я бы взяла Б».

«Взяла бы Б? Хорошо. Пришли Бампса».

«Бампс, А или Б?»

«Б».

«Полковник?»

«А, несомненно».

«Мак?»

«Я думаю, Б».

«Хм, – говорит Макс. – Очевидно, Б слишком сильно».

Он перекладывает прелестный каменный амулет в виде головы лошади из Б в А, положив вместо него довольно бесформенную овцу, и делает еще несколько перемещений.

Мы входим снова. На этот раз мы все выбираем А.

Макс рвет на себе волосы.

Под конец мы теряем всякое представление и о ценности, и о внешнем виде.

В то же время все пребывают в состоянии лихорадочной активности. Бампс и Мак рисуют, как одержимые, и носятся на городище, составляя планы зданий. Полковник не спит до глубокой ночи, классифицируя и снабжая этикетками то, что их еще не имеет. Я прихожу и помогаю ему, и мы яростно расходимся во мнениях о номенклатуре.

«Голова лошади – стеатит, 3 см».

Я: «Это баран».

«Нет, нет, посмотрите на узду».

«Это рог».

«Эй, Мак, что это?»

Мак: «Это газель».

Полковник: «Бампс – как бы вы это назвали?»