Лишний час сна, несомненно, пошел нам на пользу, но в то же время едва не стал причиной чрезвычайного происшествия в нашей с Этьенном палатке. Проснулись мы оба в благодушном и расслабленном состоянии духа около 7 часов. Я даже не пошел, как обычно, будить своих товарищей и рассказывать им о погоде, полагая, что сами они уже давно проснулись и знают наверняка, что погода сегодня мало отличается от вчерашней: тот же ветер, поземка, минус 24 градуса, солнце, синее небо и горы Тил сбоку. Я принялся не спеша готовить завтрак. Вспомнив, что вчера вечером не заправил примус, я решил это сделать сейчас. Примус стоял на своем обычном месте между нашими спальными мешками на ящике из-под собачьего корма, служащего у нас столом. Я стал заправлять баллончик примуса прямо на столе, чего в обычные дни себе никогда не позволял. Когда я заканчивал заправку, мне показалось, что остававшийся в лейке столбик бензина был все-таки всосан баллоном примуса. Я и не заметил, что весь этот бензин разлился по поверхности стола тонким, абсолютно прозрачным и потому невидимым слоем. Хладнокровно, как опытный взрывник, я зажег горелку и поставил чайник. Этьенн углубился в «Монд дипломатик» и на примус вообще не смотрел. Через несколько минут железная коробка примуса разогрелась, находившийся под нею, разлитый по поверхности стола тонкой пленкой бензин стал испаряться, и вдруг раздался взрыв. Примус подпрыгнул, едва не перевернув чайник, и из-под него вырвались языки пламени. Мы с Этьенном действовали оперативно. Скинув все с примуса, мы выбросили его из палатки в снег, где он и умолк с коротким и яростным шипением. В то же самое время стол, горевший до того, как мы открыли дверь, спокойным и приятным пламенем, хлебнув свежего воздуха, выбросил яростный и мощный протуберанец огня, мгновенно охватившего сохшую под потолком палатки одежду. Дело принимало серьезный оборот. Не мешкая, мы выбросили в снег и стол, который, в отличие от примуса, на ветру стал полыхать еще сильнее. Но нам было не до того — закрыв дверь, мы рванулись к тлеющим под потолком одеждам. К счастью, потери были не слишком велики: у Этьенна обгорели пальцы на перчатках, а у меня прогорел рукав комбинезона. Нечего и говорить, что от былой расслабленности не осталось и следа. Я принес новый ящик и, втащив еще теплый примус в палатку, осторожно зажег его. Как это часто бывает, Этьенн сразу же вспомнил подобный случай, происшедший на его глазах в Гималаях и закончившийся не столь благополучно.

…В палатке проводников-шерпов произошла утечка газа (они использовали не бензиновые примусы, а газовые горелки), а далее все произошло очень быстро. Внезапно в начинающее темнеть небо взметнулся огромный столб пламени, и от палатки остался только каркас из обугленных алюминиевых трубок, на котором догорали обрывки палаточного тента, а внутри этого скелета сидели в самых непринужденных позах покрытые копотью и даже не успевшие как следует испугаться проводники. Нечего и говорить, что эту и все последующие ночи шерпы провели под открытым небом подальше от газовых горелок…

Сегодня шли по таким же ледяным застругам при сильном встречном ветре, как и вчера, хотя было несколько теплее: всего минус 20 градусов. Лыжи разъезжались и не слушались.

Часа через два мы подошли довольно близко к горам, и я увидел, что, двигаясь в этом направлении, мы не сможем подойти к мысу, около которого должен находиться склад. Прямо впереди был крутой спуск, поверхность которого представляла собой абсолютно бесснежный сине-зеленый лед. В нескольких местах на этой поверхности виднелись большие участки каменных осыпей, покрывавших лед камнями самых разных форм и размеров — от крупных глыб до мелкой каменной крупы. Этот участок надо было обходить, отклонившись к востоку, и попытаться спуститься к мысу по видневшемуся слева километрах в двух и казавшемуся отсюда вполне подходящим для этого снежнику. Однако я зашел уже слишком далеко, и для того, чтобы попасть на ведущую к снежнику более безопасную дорогу, необходимо было пересечь неширокий — всего метров сто — язык голубого и очень скользкого льда. Это было весьма интересное занятие.

Стараясь практически не шевелить ногами, с помощью одних только палок я перебрался на другую сторону этой ледяной реки, ни разу даже не упав при этом. Собаки чувствовали себя много увереннее, и их уверенность передавалась державшимся за стойки нарт ребятам. Поджидая, пока упряжки форсируют переправу, я внимательно осмотрел поверхность ледника, примыкавшую к мысу и находящуюся впереди и справа внизу подо мной. Мне даже в какой-то момент показалось, что я увидел нечто похожее на ящики, в которых мы хранили корм для собак. Определив пеленг на этот ориентир, я пошел на лыжах вдоль края склона, огромной воронкой спускавшегося к уходящей в южном направлении каменной стене горного массива. Замеченный мною ориентир действительно оказался нашим продовольственным складом, к счастью, совершенно не занесенным снегом.

Недоумение вызывало место, выбранное пилотом «Адвенчера» для размещения склада. Чтобы попасть к нему, нам пришлось отклониться от курса примерно на две мили и потерять метров сто высоты. Чем это было обусловлено, непонятно. С тем же успехом — я имею в виду незанесенность склада снегом — его можно было бы расположить и повыше, прямо на нашем маршруте, но это все из области пожеланий для будущих экспедиций. А пока склад был перед нами, и мы подошли к нему примерно в час пополудни.

Сортировка продовольствия, упаковка нарт, заправка канистр горючим отняли часа два. Мы даже успели быстро перекусить, быстро потому, что довольно здорово подмерзли, пока возились со складом. Упаковав на каждые нарты по семь ящиков с кормом для собак и по два ящика с продовольствием, чего должно было хватить на три недели, мы решили подняться на плато и там разбить лагерь. На карте этого района прямо впереди нас были обозначены трещины. Чтобы обойти их, мы двигались мили две в восточном направлении, а затем повернули к югу. Вопреки нашим опасениям, несмотря на тяжело груженные нарты, собаки бежали резво. Более того, упряжка Уилла по-прежнему сохраняла очень высокий темп, и складывалось такое впечатление, что им абсолютно все равно, сколько весят их нарты, но Уилл все-таки слез с облучка и пошел на лыжах рядом, как и все остальные.

Часа за полтора до остановки у меня вновь сломалось крепление, причем опять левое. На этот раз оно проработало всего 400 миль, то есть втрое меньше, чем предыдущее — наверное, сказались более суровые условия эксплуатации их на застругах, особенно в последнее время. Чтобы не терять времени на перестановку креплений, я предложил Джефу его упряжке выйти вперед, но Уилл нашел другой выход: он с готовностью снял свои лыжи и предложил их мне. Я, по достоинству оценив его благородство, вновь занял лидирующую позицию, а Уилл — понравившееся ему место на облучке. Собаки справились и с этой задачей и пошли за мной в очень высоком темпе, так что вскоре пришлось остановиться, поджидая отставшую упряжку Кейзо и Этьенна.

Впереди по курсу виднелась уходящая в юго-восточном направлении горная цепь, состоящая из нескольких красивых остроконечных пиков, разделенных характерными седловинами снежных перевалов.

У нас было две возможности выбраться отсюда: или преодолеть один из этих перевалов, или обойти горную цепь с востока. Первый путь был труднее, но короче, и мы склонялись именно к этому варианту и поэтому держали курс на перевал между самым высоким пиком этой горной цепи — пиком Кинг — и другим, более низким, находящимся к востоку от него безымянным пиком. Отсюда с нашей позиции перевал выглядел достаточно крутым, и нам необходимо было подойти ближе, чтобы оценить свои возможности его форсировать. Дело в том, что Майкл еще в базовом лагере говорил нам, что можно подняться на плато, обходя пик Кинг справа, как он и сделал в прошлом году, когда шел к Полюсу на снегоходах. Но одно дело снегоход, а другое — собаки, хотя наш небогатый опыт сравнительной эксплуатации собак и снегохода в одинаковых условиях в первые дни после выхода из базового лагеря продемонстрировал абсолютное преимущество собак. Генри, который много раз летал в этом районе, рекомендовал подниматься на плато, обходя пик Кинг слева. Вооруженные этими двумя взаимоисключающими рекомендациями двух авторитетных людей, а также собственным опытом и верой в успех, мы двигались в направлении красиво освещенного пика Кинг, названного так из-за сходства его зубастой вершины с королевской короной.

Ждать упряжку Кейзо и Этьенна пришлось довольно долго: минут двадцать пять. Когда мы пришли в лагерь, я подошел к Уиллу и попросил его уступить на время одну из своих собак Кейзо, чтобы как-то выровнять скорости. Но Уилл как отрезал: «Это невозможно, мои нарты самые тяжелые». Это было действительно так, особенно когда Уилл сидел на них верхом, но видя, что он свою позицию не изменит, я отступил. Надо было максимально быстро облегчить нарты, и мы с Этьенном с воодушевлением принялись за выполнение этой благородной миссии, для чего приготовили себе королевский или, точнее, кинговский ужин — как-никак чем больше мы съедим, тем легче собакам, которые тоже, отчасти из этих соображений, получили двойную порцию корма. Теперь, кроме обычного снежного душа по утрам, я еще совершал перед сном небольшую прогулку босиком по снегу, чтобы остудить и вымыть натруженные ноги. Несмотря на многократные приглашения, Этьенн отказывался ко мне присоединиться, уверяя, что он вполне уютно чувствует себя в шерстяных носках. Вот и сегодня, предупреждая мою атаку, он нырнул в спальный мешок, заслоняясь от меня надежным щитом «Монд дипломатик».