— Любит. Он и зеркало любит, чтобы глядеться. А я хотела — как мама с папой…

— Заладила ты, Светлана Павловна, — мама, папа…

— Просто — я так хотела….

— Все хотят, — резковато сказала Кияткина. — Да не каждый может. Родители у тебя редко живут, радость на них глядеть. И я не для того, чтобы посплетничать, тебе сейчас скажу. Но, может, тебе именно сейчас это нужно знать. Павел бы меня понял, если бы слышал. Тебе тогда года два было, нет — три. Федора, естественно, еще не было. Ксана дома с тобой сидела. А в депо пришла Сонечка Тихомирова, знаешь такую?

— Это вроде тети Сони Матвеевой девичья фамилия?

— Да, Софии Ивановны. Она тогда помощником пришла, на одну машину с Павлом попала.

— Знаю, тетя Соня рассказывала…

— А что она твоего отца любила, это вряд ли рассказывала.

— Это не рассказывала…

— Но это все тогда знали. И твоя мама знала. А каждый день провожала Павла на смену, будто бы ничего не знает. Я тогда часто у вас бывала, помню. Проводит и с тобой у окна стоит.

— Папа… что же? — Светлана помедлила. — Тоже ее любил?

— Насчет папы, Светлана Павловна, врать не буду. Не знаю. Может — любил, может — нет. Но нравилась сильно, это уж точно. А потом он вдруг перешел на другую линию. Сонечка совсем из Службы тяги ушла, переучилась в движенцы. Вскоре вышла за Гурия Матвеева. Шура у ней родилась через год. А чуть раньше ваш Федька родился. Дальше ты сама помнишь.

— Ага, — кивнула Светлана, — помню.

— Я тебе почему все это рассказываю…

— Да я поняла!

— Я тебе, Светлана Павловна, потому рассказываю, что ты своих родителей любишь. И на их жизни тебе острее себя понять, раз уж ты у нас такая большая, думаешь про развод. Прости, что воспитываю. Все забываю, что теперь не у меня под началом, сама начальник…

— А я затем и пришла, Вера Петровна, чтоб вы меня воспитывали, — улыбнулась Светлана. — Всем кругом наврала. На станции — что на совещание в Службу поехала, в Службе — что в Управление вызвали. А сама тут сижу, от Андрея скрываюсь. С утра ищет поговорить. Телефон небось оборвал. Как вы думаете, почему он меня сегодня так исключительно ищет?

— Раз у бабушки ночевала…

— А вот и нет. У нас случай совсем другой. Я всю прошлую неделю у бабушки ночевала, он знает — где. Он меня так сегодня ищет, потому что испугался, как бы — если я от него сейчас уйду — его карьера не пострадала. Ему сейчас не вовремя. Он как раз повышения сейчас ждет. А Долгополов разводов не любит.

— Кто их любит! — хмыкнула Кияткина. — А Долгополов при чем?

Долгополов был новый начальник Службы тяги, с полгода как пришел из Управления дороги…

— Он когда-то с отцом Андрея работал. Давно, в молодости. Андрей его и не видел сроду, пока Долгополова в метро не перевели. А тут сразу вспомнил.

— Ну, уж это ты наговариваешь на человека, — сказала Вера Петровна. — Гущин — специалист, можно его повышать.

— Хорошо, если наговариваю, — слабо улыбнулась Светлана.

Больше ничего не сказала. Вдруг почувствовала, что и не скажет. Хоть затем и бежала к Вере Петровне, чтоб выговориться. А не вышло. Все, что хотела она сказать, — ощутила сейчас Светлана, — требует слишком тонких и точных подробностей, чтобы не выглядело, даже для Веры Петровны, простой обидой на Гущина. У Светланы и слов таких нет, чтоб про себя говорить.

А про Матвеева вчера отцу рассказала, он понял, и он уж что-нибудь сделает…

— Может, и наговариваю.

Выпятила подбородок, почти как брат Федька, может даже лучше.

Вера Петровна все смотрела с вопросом.

— А папа, я просто убеждена, кроме мамы, никого не любил…

— Солнышко! — Кияткина даже на стуле подпрыгнула. — Правильно! Папа может любить только маму. Беда с неиспорченными детьми, которые стали взрослыми! Они слишком бескомпромиссны и потому не умеют устроить свою жизнь, я всегда так считала.

— Все равно не любил, — повторила Светлана упрямо. — Я ж его двадцать четыре года знаю, папка сроду у нас не соврет.

13.31

Контролер станции «Черкореченская» Аня Дмитренко в столовую не попала. На углу возле столовой как раз разгружали апельсины, чтоб продавать в ларьке. Ларек был пока закрыт. И продавщица кричала, чтоб не вставали, она не знает, когда откроет, ей еще товар получать, подписывать накладные, витрину тоже надо оформить и сбегать в буфет, хоть кофе глотнуть, все же она живая и тоже имеет право. Значит, нечего тут толпиться!

Но очередь — небольшая — уже стояла. И еще подходили. Аня тоже, конечно, заняла. Сразу за ней встала девушка в меховой куртке, капюшон небрежно откинут, и светлые волосы по плечам мешаются в светлом мехе. Крепенький нос задран задорно, и верхняя губа тоже чуть-чуть приподнята, отчего кажется, будто девушка все время смеется. А на виске — родинка, такая большая, что Аня таких и не видела, вот уж действительно — родимое пятно. Но оно не портит лица.

— За апельсинами, да? — сказала девушка. — Я за вами, ладно?