Шрифт:
— Фильм ужастиков, как сказал бы мой сын! — подумал доктор. — Или комедия нелепостей! Иначе не назовёшь!
— Вы обиделись на меня, мой друг? — слегка грассируя, спрашивает дама Сергея Викторовича, прикрываясь, словно щитом, своим огромным пушистым веером.
Что-то уж очень старательно прячется за ним дама…И что-то довольно быстро к ним приближается та парочка, где уродливый кавалер не выпускает из своих объятий свою партнёршу по танцу, даму в велюровом платье цвета бордо. Сложный танцевальный пируэт в этом месте проделать нелегко, но как красиво и грациозно делают его эти уродцы. Сделать такой же, в ответ, просто необходимо, так как парочка застыла совсем рядом, и словно пожирает их плотоядным голодным взглядом. Словно ждёт…
— Держитесь, мадам крепче! — бормочет доктор, неожиданно запнувшись, и едва не упав на скользкий паркет. Хотя едва ли это предупреждение слышит его дама.
Гордо откинув голову, она движется рядом, с достоинством королевы кланяясь соседней паре. Но когда дама поворачивается к Сергею Викторовичу, он видит вдруг её злобный взгляд из- под черной бархатной маски, и слышит презрительное:
— Старый потаскун!
Сергей Викторович благоразумно молчит, делая вид, что не слышит этих слов, адресованных толи ему, толи ещё кому. Но дама не намерена соблюдать тишину. Презрительно фыркнув, она продолжает:
— Если бы вы знали, сколько ему лет, вы бы от изумления упали…
— Ну и сколько! — прищурился Сергей Викторович, словно пряча насмешливый огонёк в своих глазах, на самом деле втайне радуясь, что он, кажется, ничем не выдал свою неловкость неуклюжего и случайного здесь танцора, в отличие от этих, довольно умелых в танцах мертвецов.
— Ему тысяча двести лет! Это — официально. А сколько неофициально! — неестественно длинные ресницы незнакомки сузились в одну полоску. — Представляете, он постоянно подделывает себе метрики…
Она ждёт проявления каких-то эмоций с его стороны? Быть может удивления, или наигранного возмущения. Но ничего похожего даже не наблюдается в удивительно пустотелой голове доктора. Там сплошной вакуум! Самый обыкновенный щелчок, кажется, разобьёт эту пустоту вдребезги. Но и это всего лишь предположение. Стук сердца, слабый, едва слышимый звук среди всей этой какофонии музыки старинного танца, занимает его больше, чем слова незнакомки, которые едва доходят до его сознания. А дама то ждёт!
— Да-да, его дама… — рассеянно бормочет доктор, и тут-же поражается той волне эмоций, что проявляет его партнёрша по танцу. Ярко сверкнув глазами, она кривит в презрительной улыбке губы. Какое проявление эмоций!
— Его дама? — фыркает незнакомка, и, закатив глаза вверх, продолжает язвительно:- У вас дурной вкус! Все эти древние трухлявые девицы не стоят и ногтя той, что лежит в глубоком хрустальном саркофаге. Вот где красавица! И она спит нормальным человеческим сном. Её давление понижено искусственно, но сегодня… — незнакомка оглянулась и вновь презрительно поджала губы, увидев рядышком с собой танцующую пару.
Дождавшись, когда танцующие окажутся подальше, она тут-же прошептала:
— Сегодня она проснётся…обязательно! Обязательно…
Незнакомка устремляет свой потускневший взгляд вглубь зала, и облизывает маленьким язычком бледный маленький ротик. Такое ощущение, что она страдает от жажды. Да! Очень уж хочется пить. Кажется, это ощущение жажды касается и других танцующих. Они смотрят в ту же сторону зала. И Сергей Викторович тоже устремляет свой взгляд вглубь зала и вдруг видит огромный ярко — красный купол. Его красные стены медленно раздвигаются, раскрываясь, словно огромный цветок тюльпана. Но что внутри купола, остаётся загадкой. С потолка опускаются прозрачные белые занавеси, и медленно колышутся, создавая иллюзию постоянного движения и небольшого сквозняка. Но это всё только иллюзия. Здесь нет ветра и нет сквозняков. Здесь душно, пахнет сыростью, плесенью и подвальным запахом старой земли. И может, поэтому игра прозрачной ткани словно завораживает своей таинственной красотой, что даже другие танцующие пары вдруг останавливаются посреди танца, и устремляются взглядом туда, к раскрытому как цветок багрово-красному куполу. Они чего-то ждут, и это ожидание чувствуется в их застывших фигурах. Они словно знают, что там, за этими белыми занавесками скрыта одна из загадок этого бала, этого дня, а вернее всего этого вечера.
— Скоро двенадцать!
Щелчок в пустой голове громким звоном отдаёт в самые дальние закоулки охваченного болью мозга. Стук работающего сердца становится таким громким, что кажется, его слышит незнакомка, которая подозрительно уставилась на Сергея Викторовича.
— Что же замер мой кавалер? — смеется тихо дама, опуская лицо в маске в кроваво-красный ореол страусиных перьев.
Изящно взмахнув веером, она добавляет:- Время и вам наступает на пятки? Но наступит ли эта полночь для вас-с-с-с……
Её неестественно длинные ресницы широко распахиваются, и Сергей Викторович вдруг чувствует, как желто-зелёный огонь, рванувший из её огромных глаз, обдаёт жаром его охваченную болью голову.
" Бежать! — срабатывает мозг. — Бежать, как можно быстрей."
И доктор позорно бежит, подчиняясь инстинкту самосохранения, бросив свою даму посередине зала. И по мере удаления, боль затихает в его мозгу, и он с удивлением чувствует, как ясно и чётко начинает снова работать его голова…
— О, как долго я искала вас, мой милый доктор! Вы мне так нужны, особенно сейчас, когда подошло время танцев. Иначе, я не с могу спать. Скажу по секрету, когда здесь наступает полночь, у меня происходит полное несварение желудка…Не пытайтесь вырваться от меня, я вас ни за что не отпущу! — невысокая дама в высоком напудренном парике, в ветхом потёртом платье, и черной маске, довольно крепко хватает доктора за плащ своей костлявой рукой, и плащ трещит по швам.