— Как-же его звали? — напрягает память Сергей Викторович.

— Так ли это важно! — мрачно произносит Лес. — Главное, что творится в это время в душе и сердце твоей жены, а также…этого мужчины.

— А что? Что-то серьёзное? — наивно спрашивает доктор.

Едва ли он мог в чем-то подозревать свою жену. И даже этот малосимпатичный хозяин дома, которого он видел пару раз, не может не вызывать жалость, как человек, заведомо

больной. У него странные глаза. Даже сейчас, сквозь размытый экран тарелки в них чувствуется странная неистовость. Да, скорее всего он чем-то болен, и очень серьёзно. Если только…если только исключить, что он похож на злого колдуна. Наверное, именно у них должны быть такие глаза. В них беснуется странный огонь… и боль…

— Видишь, как напугана твоя жена. Её сердце, как и душа, мечется словно птица, пойманная в силки. Зашкаливает волнение, это непонятно…

Из динамика тарелки несётся звук работающего сердца. Оно стучит громко и быстро, и даже очень быстро…

Марина что-то тихо произносит, и хозяин дома отступает в сторону, пропуская её. Почти бегом она убегает в свою комнату, а мужчина всё ещё продолжает стоять под виноградником, вглядываясь в высокую траву у каменного забора. Затем он садится в плетёное кресло и чего-то ждёт. Проходит полчаса. Стрелки часов медленно движутся к пяти часам. Так ли уж медленно? Наконец мужчина подходит к открытым дверям комнаты, где скрылась Марина и тихо зовёт её по имени. Но женщина задремала, сидя на койке и уронив голову на маленькую подушечку- думочку Мужчина вновь зовет её, уже чуть громче. Женщина приподнимает голову, и тут-же роняет её обратно на подушку, даже не открывая глаз.

Как громко стучит динамик. Или это стучит сердце мужчины, который словно балансирует на грани порога комнаты. Он словно решает, толи шагнуть вперёд, толи отступить назад. Вот он поднимает ногу… но вновь отступает назад, разочарованно и нервно кусая губы. В его глазах, огромных и мрачных сверкает что-то. Толи слеза, толи гнев. Скорее всего, это гнев. Он вновь садится в глубокое плетёное кресло неподалёку от дверей комнаты, и, откинувшись на высокую спинку, замирает в немом изваянии сторожевого сфинкса.

— Он охраняет мою жену? — насупился доктор, на что Лес усмехнулся:

— Едва ли! Скорее всего, наоборот. Он ждёт, пока уползёт прочь от стены та змея, что вызвал ты…

— Я? Я вызвал змею? — поражается доктор. — Ну, знаете…

А впрочем, стоит ли удивляться чему-то. Даже тому, что в последний момент тарелка вдруг крупным планом показывает малосимпатичное лицо мужчины с черными кругами вокруг глаз. В этих глазах ярость, гнев и боль. И даже страдание. Тарелка вдруг гаснет на секунду. А когда вновь вспыхивает её экран, то Сергей Викторович вдруг видит, что голова мужчины повязана ярко- красным шарфом, словно тюрбан фокусника. В темной комнате мужчина колдует над колбой, в которой клубится что-то черное. Оно клубится и бьётся, словно живое, растёт, множится, выползает из колбы, и, разрастаясь, заполняет пространство вокруг себя, а затем ползёт по двору, словно мохнатый зверь. Черное мохнатое облако замирает у раскрытых дверей комнаты, где спит Марина, и, помедлив, начинает неторопливо переползать к ней в комнату. И вот уже черное облако взмывает над кроватью спящей женщины, материализуясь в черного человека с ярким пятном тюрбана на голове…

Хозяин дома! Это он нависает над Мариной, и тянет к ней свои длинные тощие пальцы, и кажется, что вот-вот он схватит её… Сергей Викторович подскакивает от страха за свою жену. Его бьёт самый настоящий озноб! Но Лес кладёт свою широкую ладонь ему на плечо, и сурово приказывает:

— Сядь! Едва ли ты ей поможешь сейчас. У её постели другой страж…

— Этот…этот колдун? — готов вскричать Сергей Викторович, но Лес, словно предвидит его вопрос.

— Смотри! — показывает он на маленькую пёструю полоску, что стремительно приближается к кровати, где спит Марина. — Это и есть страж твоей жены!

— Змея — страж? Вы шутите! Это же ядовитая гадюка или гюрза, не иначе! Смотрите, она напала на колдуна и жалит его…

— Её яд, бальзам для некоторых! — смеётся Лес. — Посмотри, как живо ретировался наш ухажёр. А он, поверь мне, знает толк в ядах, и даже в противоядиях. Поверь мне, старику.

— То-то мне Марина что-то толковала о змее, когда мы с сыном вернулись с аквапарка. А если бы эта тварь укусила мою жену? — доктор укоризненно уставился на старика. — И с чего вы взяли, что это я вызвал змею? Хотя… я припоминаю, как однажды, проходя мимо, я спросил хозяина о змеях. Мне о них до этого что-то толковал сын, даже напугал Марину. Вспоминаю, как хозяин от моего вопроса тотчас смутился, замешкался, даже занервничал, а потом стал оправдываться, что мол, иногда эти твари заползают в сад, а потом, из-за высокой стены не могут найти выхода, что-бы удрать обратно в природу. Странно, но именно тогда он пообещал найти змею и прибить её. А я пошел успокаивать Марину. И вообще, это просто безобразие. Едешь на море отдыхать, а там непонятно что. Вот и оставляй жену одну…со змеёй… — кипятился доктор.

— Как ты эмоционален, человек конца двадцатого и начала двадцать первого века. Хотя едва ли это твоя вина. — усмехнулся старик. — А может быть, это скорее твоё достоинство, чем недостаток! Но время твоё уходит, Последний потомок Владов. Будь благоразумен! Меньше слов, больше дела! Итак, ты узнаешь эти черные глаза?

— Это глаза Эртэ! — вскричал Сергей Викторович, едва экран тарелки показал черные как смородины, удлинённые и такие знакомые глаза той, которую он всё время ищет… Как и свою Марину!

— Ты прав Апрель! — вновь усмехнулся Лес. — Облик змеи, мудрой и отвратительной, проникающий во все закоулки нашего подсознания просто необходим кой-кому в этой жизни. Раздражающий фактор, отвлекающий маневр, своего рода переключение сознания, и ты вызываешь огонь на себя! Ну чем не идеальный страж для вашей жены. Только не забывайте, мой друг, ваша знакомая Эртэ, это человек не от мира сего! Но её программа совпадает с вашей. Её задача…

Грохот падающей посуды, звон разбитого стекла, стоны и причитания за спиной доктора и невозмутимо спокойного Леса, прервали не только речь старика, они нарушили какой-то странный настрой в этом комнате. Словно картинка сменилась, торопливо и с шумом пролистнув некоторые страницы жизни.