В прохладной осенней ночи светлячками желтели зажигалки, фонарики, рядом с ржавой частью ограды, будто в танце, нервно подёргивался костёр. По мёртвой чёрной траве саваном стлался сизый туман. Глухо гремели бутылки, вились кольца сигаретного дыма, дрожал неестественный смех, Кэт с удовлетворением отметила, что кто-то целуется в одном углу, в другом напевали какую-то стёбную чепуху. Луна брезгливо укуталась тучами, не желая наблюдать это непотребство.

"Уже скоро, — ухмылялась Кэт. — Пусть начнут рассказывать страшилки, кто-нибудь да проболтается".

Из пятёрки парней она уверенно выбрала самого крепкого и красивого — Степана с чёрной копной и белозубой улыбкой. Такие парни обычно составляют отличную пару королеве класса, а при случае и в ухо дадут. Они сидели в лесной мгле вдвоём на куске полуразрушенной кроваво-кирпичной стены.

Однако, толкинг не клеился. Кэт щёлкнула зажигалкой "Дафидофф" и виртуозно прикурила длинную изящную "More". Обычно от одного такого жеста самцы всегда во все стороны кипятком, но Степан этот, как сидел памятником, так и сидит.

"Вот же фак! И зяка, походу, его не вставляет. Вот урод".

Кэт сбросила ему на руки тяжёлую куртку, оставшись в чёрно-розовой облегающей майке и шёлковых лосинах. Взбив спутанную шевелюру, она оглянулась на парня.

"Чё за щит"?

Степан с молчаливым интересом всматривался в ночную темень, будто там-то и происходило всё самое интересное. Туман призраком полз по траве.

"Колхозный гей, — мрачно определила девушка. — Будет фанни, когда я опущу его пред всем классом".

— Слушай, Катерина… — вдруг разволновался он.

— Я Кэт! — оскалилась она.

— Хорошо… ладно, пошли со мной, кое-что интересное покажу. Если не боишься.

Кэт фыркнула, набросила куртку и затоптала окурок.

Клетчатая спина Степана одно время мелькала впереди, в плотной темноте, а потом вдруг пропала. Девушка выругалась и встала, как вкопанная. Пошарив руками вокруг, она позвала на всякий случай:

— Э! Э, ты куда делся? Не смешно ни разу, слышь? Алё…

Звуки беспомощно глохли во мраке. Ветер зашептал ветвями сосен, где-то рядом безрадостно рассмеялся козодой, и Кэт насквозь пробрал липкий страх. Она лихорадочно нашарила в кармане зажигалку и торопливо защёлкала. Огонёк вспыхнул не сразу, газу осталось не так много, но когда желтоватое пламя осветило развалины, девушка онемела.

В детстве Кэт больше всего любила разглядывать мух, попавшихся пауку в сети. Они так смешно бились, беспомощно дёргая крылышками, не в силах освободиться и понять, что обречены. А теперь сама она напоминала себе муху — растерянно барахтающуюся в липких тенётах. Грязно-желтые стены были сплошь исписаны одним только именем: "Кэт, Кэт, Кэт Кэт Кэт Кэт Кэт Кэт Кэт" углем на старой известке. Кэт покачнулась. Холодный пот покрыл спину.

"Они ждали… Они знали…"

Туман окутал и без того затянутые маревом развалины, Кэт охватила паника. Она кружила по мокрой траве, не зная куда броситься и откуда ожидать угрозы. Пальцы увязали в липких клочьях, что застревали в груди, дыхание сбилось, вязкая дымка пеленой висла на ресницах. Со всех сторон слышались непонятные слова, шарканье шагов, глухие смешки, словно сквозь толстый слой ваты. Тысячи Кэт забавлялись глупой мухой, попавшейся в сети. То и дело из мглы выныривали нечёткие контуры кладки и ухмыляющиеся лица одноклассников, искажённые до неузнаваемости призрачным светом луны, вернувшейся из-за туч ради такого дела.

"Они смеются надо мной… Все они смеются… Только это не смех, что-то другое, нечеловеческое, страшное… И рожи, эти рожи чертовы…"

— Кэт! Кэт. Кэт? Кэээт… Кто ты, Кэт, кто ты, Кэт? КтотыКэт?.. Ктотыкэтктотыкэтктотыкэт…

Смех заскрежетал, царапая нервы, диким воем взвился к чёрному, как грех, небу и перешёл в ультразвук. Кэт прижала грязные ладони к ушам, по подбородку текло горячее. Всё вокруг обратилось безумной каруселью, слившись в однообразное бело-красное пятно, поплыло. Кэт отчаянно закричала и провалилась во мглу.

Было так тепло, уютно, что случившееся казалось диким кошмаром. Одеяло пахло чем-то непривычным, душным. От печки несло извёсткой.

Кэт села в кровати и уставилась на родителей. Они стояли рядом и, как всегда, переминались с ноги на ногу. Из окна сонно сыпался рассвет.

— Катерина… — начала мать, краснея от удовольствия, — мы тут подумали…

— Нам тут нравится, — улыбнулся отец. — Мы решили остаться. Банька, огород… ты привыкнешь. Ребята тут хорошие, привели тебя. А твои-то городские, бросили бы, знаем…

Кэт попыталась заорать, но вышел лишь жалкий всхлип. Она откашлялась, покраснела от злости и бахнула кулаком по подушке:

— Они не люди! Они меня… обманули! Напичкали чем-то! Они… смеялись надо мной… издевались!

— Да ты что, Катерина? — всплеснула руками мать. — Хорошие же ребята… Не пьют, не колются. Они тебя хвалили так, мол, какая девушка интересная…

— Я говорю, они нелюди!! И в школе тоже никто не списывает, не дерётся! Это ненормально! Так не бывает!

Родители переглянулись и поджали губы. Кэт осеклась и замолчала. Отец почесал подбородок и вынес вердикт: