– Благодарю вас, водка замечательная.

– Ах, курица опять пережарена. Эти кухарки – чистое наказание.

– Благодарю вас, курица замечательная, – прогудел Саматоха, подчеркивая этим стереотипным ответом полное отсутствие фантазии.

– В этом году лето жаркое, – заметила хозяйка.

– Благодарю вас, лето замечательное. Я еще баночку выпью.

– Нельзя так, – строго сказала девочка. – Я сама должна предложить… Выпейте, пожалуйста, еще рюмочку… Не стесняйтесь. Ах, водка, кажется, очень горькая. Ах, уж эти кухарки. Позвольте, я вам тарелочку переменю.

Саматоха не увлекался игрой так, как хозяйка, не старался быть таким кропотливым и точным в деталях, как она. Поэтому, когда маленькая хозяйка отвернулась, он вне всяких правил игры сунул в карман серебряную вилку и ложку.

– Ну, достаточно, – сказал он. – Сыт.

– Ах, вы так мало ели!.. Скушайте еще кусочек.

– Ну, будет там канитель тянуть, довольно. Я так налопался, что чертям тошно.

– Миша, Миша, – горестно воскликнула девочка, с укоризной глядя на своего друга. – Разве так говорят? Надо сказать: «Нет уж, увольте, премного благодарен. Разрешите закурить?»

– Ну, ладно, ладно… Увольте, много благодарен. Дайка папироску.

Вера убежала в кабинет и вернулась оттуда с коробкой сигар.

– Вот эти сигары я покупал в Берлине, – сказала она басом. – Крепковатые, да я других не курю.

– Мерси вам, – сказал Саматоха, оглядывая следующую комнату, дверь в которую была открыта.

Глядя на Саматоху снизу вверх и скроив самое лукавое лицо, Вера сказала:

– Миша! Знаешь во что давай играть?

– Во что?

– В разбойников.

Это предложение поставило Мишу в некоторое затруднение. Что значит играть в разбойников? Такая игра с шестилетней девочкой казалась глупейшей профанацией его ремесла.

– Как же мы будем играть?

– Я тебя научу. Ты будто разбойник и на меня нападаешь, а я будто кричу: ох, забирайте все мои деньги и драгоценности, только не убивайте Марфушку.

– Какую Марфушку?

– Да куклу. Только я должна спрятаться, а ты меня ищи.

– Постой, это, брат, не так. Не пассажир должен сначала прятаться, а разбойник.

– Какой пассажир?

– Ну… этот вот… которого грабят. Он не должен сначала прятаться.

– Да ты ничего не понимаешь, – вскричала хозяйка. – Я должна спрятаться.

Хотя это было искажение всех разбойничьих приемов и традиций, но Саматоха и не брался быть их блюстителем.

– Ну ладно, ты прячься. Только нет ли у тебя какогонибудь кольца или брошки?..

– Зачем?

– А чтоб я мог у тебя отнять.

– Так это можно нарочно… будто отнимаешь.

– Нет, я так не хочу, – решительно отказался капризный Саматоха.

– Ах ты Господи! Чистое с тобой наказание! Ну, я возьму мамины часики и брошку, которые в столике у нее лежат.

– Сережек нет ли? – ласково спросил Саматоха, стремясь, очевидно, обставить игру со сказочной роскошью.

Игра была превеселая.

Верочка прыгала вокруг Саматохи и кричала:

– Пошел вон! Не смей трогать Марфушку! Возьми лучше мои драгоценности, только не убивай ее. Постой, где же у тебя нож?

Саматоха привычным жестом полез за пазуху, но сейчас же сконфузился и пожал плечами.

– Можно и без ножа. Нарочно ж…

– Нет, я тебе лучше принесу из столовой.

– Только серебряный! – крикнул ей вдогонку Саматоха.

Игра кончилась тем, что, забрав часы, брошку и кольцо в обмен на драгоценную жизнь Марфушки, Саматоха сказал:

– А теперь я тебя как будто запру в тюрьму.

– Что ты, Миша! – возразила на это девочка, хорошо, очевидно, изучившая, кроме светского этикета, и разбойничьи нравы. – Почему же меня в тюрьму! Ведь ты разбойник – тебя и надо в тюрьму.

Покоренный этой суровой логикой, Миша возразил:

– Ну так я тебя беру в плен и запираю в башню.

– Это другое дело. Ванная – будто б башня… Хорошо? Когда он поднял ее на руки и понес, она, барахтаясь, зацепилась рукой за карман его брюк.