Впрочем, этого следовало ожидать. Те, кому уже перевалило за пятьдесят, просто не в состоянии ничего понять. У них обо всем самые диковинные представления.

«Наверно, это из-за войны [5] , – подумал Бобби, пытаясь оправдать отца. – Она выбила их из колеи, и они так и не смогли оправиться».

Ему и стыдно было за отца, и жаль его.

– Прости, папа, – сказал он, ясно понимая, что объяснения бесполезны.

Викарию и жаль было сына – тот явно был смущен, – и стыдно за него. Мальчик не представляет, сколь серьезна жизнь. Даже его извинение звучит весело – ни следа раскаяния.

Они направились к дому, и каждый изо всех сил старался найти оправдания для другого.

«Хотел бы я знать, когда наконец Бобби подыщет себе какое-нибудь занятие…» – думал викарий.

«Хотел бы я знать, сколько времени еще придется здесь торчать?..» – думал Бобби.

Но, что бы им там ни думалось, отец и сын обожали друг друга.

О том, как события развивались дальше, Бобби не знал. Наутро он уехал в Лондон – встретиться с другом, который стал владельцем гаража и полагал, что участие Бобби в этом предприятии может оказаться весьма полезным.

Они замечательно обо всем договорились, и через два дня Бобби решил возвращаться домой поездом 11.30. Правда, когда он изволил прибыть на Паддингтонский вокзал [6] , часы показывали 11.28 – он кинулся в туннель, выскочил на платформу, – поезд уже тронулся, и тогда Бобби устремился к ближайшему вагону, презрев возмущенные крики контролеров и носильщиков.

Рывком отворив дверь, он рухнул на четвереньки, потом кое-как поднялся… Проворный носильщик захлопнул за ним дверь, и Бобби остался наедине с единственным пассажиром этого купе [7] .

Это оказалось купе первого класса. В углу, лицом по ходу поезда, сидела смуглая девушка и курила сигарету. В красной юбке, в коротком зеленом жакете и ослепительно ярком голубом берете она, несмотря на некоторое сходство с обезьянкой шарманщика (миндалевидные темные, полные грусти глаза и наморщенный лобик), была, несомненно, привлекательна. Бобби принялся с жаром извиняться и, вдруг запнувшись, воскликнул:

– Франки! Неужели это ты! Тысячу лет тебя не видел.

– И я тебя. Садись, рассказывай.

Бобби усмехнулся.

– У меня билет в другом классе.

– Не важно, разницу я оплачу, – любезно сказала Франки.

– При одной мысли об этом восстает все мое мужское самолюбие, – сказал Бобби. – Как я могу позволить даме платить за меня?

– Кажется, только на это мы теперь и годимся, – сказала Франки.

– Я сам оплачу разницу, – героически вымолвил Бобби, когда в дверях возникла дородная фигура в синей униформе.

– Я все улажу, – сказала Франки.

Она одарила контролера благосклонной улыбкой. Тот поднес руку к козырьку, взял у нее белый картонный билет и прокомпостировал.

– Мистер Джоунз как раз только что заглянул ко мне поболтать, – сказала она. – Это ведь не возбраняется?

– Конечно, ваша милость. Джентльмен, наверно, пробудет тут недолго. – Он тактично кашлянул. – Я приду теперь не раньше Бристоля, – многозначительно прибавил он.

– Чего не сделает улыбка, – сказал Бобби, когда контролер вышел.

Леди Деруэнт задумчиво покачала головой.

– Не уверена, что дело в улыбке, – возразила она. – Скорее в моем отце: когда он куда-нибудь едет, то непременно раздает всем по пять шиллингов на чай.

– Я думал, ты навсегда распрощалась с Уэльсом, Франки.

Франсез вздохнула.

– Дорогой мой, ты же знаешь, как это бывает. Ты же знаешь, какими ветхозаветными бывают родители. А там такая тоска, даже ванну толком нельзя принять и совершенно некуда себя деть, поболтать и то не с кем.., ведь никого сюда не заманишь – даже ненадолго! Говорят, мол, экономят и не могут позволить себе ехать в такую даль. Ну и что бедной девушке остается делать?

Бобби покачал головой, с грустью признавая, что ему все это хорошо знакомо.

– Но после вчерашнего сборища я поняла, что дома и то лучше.

– А что там было не так?

– Да ничего. Сборище как сборище, только еще более занудное, чем всегда. Все были приглашены в «Савой» к половине девятого. Несколько человек, я в том числе, приехали где-то в четверть десятого и конечно же сразу смешались с теми, кто там был, но часам к десяти мы снова собрались своей компанией, пообедали, а чуть погодя поехали в «Марионет».., пронесся слух, что там вот-вот нагрянет облава, но все было тихо – просто мертвое царство, так что мы слегка выпили и рванули в «Балринг», но там было еще тоскливее, и тогда мы поехали попить горячего кофе, попали в забегаловку, где кормят жареной рыбой, а затем отправились завтракать к дядюшке Анджелы – хотели посмотреть, разозлит его наш налет или нет. Но он ни капельки не разозлился, просто вскоре мы ему надоели, и он нас, можно сказать, не солоно хлебавши отправил по домам. Так что сам понимаешь, какое это было веселье. Никому не пожелаю.