— Ты, гнусный предатель! У тебя нет права находиться здесь. Если б у меня были силы, я бы поскакал в Саванну и привел солдат, чтобы увидеть, как тебя повесят!

— Я тоже рад снова видеть тебя, отец, — сказал Квинтин, пожав плечами, и отвернулся к окну.

Роберт почувствовал, как в нем закипает бешеная ярость, впрочем, так было всегда, когда Квинтин показывал ему открытое неповиновение с самого детства.

Теперь же он был таким никчемным больным стариком, что молодой ублюдок мог просто поиздеваться над ним и отвернуться. Этого нельзя было стерпеть. Он подошел к камину и схватил кочергу.

— Ты не отделаешься от меня, как от какого-нибудь надоедливого лакея! Как будто ты недостаточно опозорил имя Блэкхорнов одним своим существованием, так теперь вдобавок еще предал короля и страну, как ублюдок, которым ты и являешься. Я отстегаю тебя так, как делал это, когда ты был мальчишкой.

Роберт шел к Квинтину с поднятой кочергой, все его тело дрожало при каждом шаге. Он с трудом удерживал равновесие, сжимая тяжелую железку и спотыкаясь. Квинтин видел ледяную краску смерти на его коже, ощущал ее отвратительный запах. Он протянул руку и, выхватив кочергу из руки Роберта, отшвырнул ее с громким стуком.

— Те дни, когда ты бил меня, прошли, старик, — сказал он с убийственной неторопливостью. — Может быть, я и ублюдок, но я исполнил свой долг перед Блэкхорн-Хиллом так же, как и ты. Теперь, когда я обеспечил тебе наследника, оставляю тебя упиваться своей собственной желчью.

Мадлен услышала сердитые голоса, идущие из библиотеки. Держа Джеймса, она бросилась вниз по лестнице и, открыв дверь, увидела, как Роберт прислонился к высокой спинке стула у окна. Квинтин направился к двери. Заслонив ему дорогу, она сказала:

— Ты не можешь вот так оставить его, Квинт. Может быть, ты больше никогда не увидишь его живым.

— Черт бы тебя побрал, уйди с дороги, с меня довольно вас всех!

Услышав ее слова сквозь шум в ушах, Роберт выпрямил позвоночник, тиснув спинку стула.

— Это мое заветнейшее желание — никогда не видеть его живым. Пусть убирается к своим дьявольским отродьям и умрет с ними.

Он свирепо взглянул на Мадлен остекленевшими глазами и засмеялся, сухо, скрипуче:

— Такая прекрасная, настоящая Мадонна с младенцем, ну прямо как Анна. Она так же неверна? Над нами обоими тяготеет одно и то же проклятие. — Он увидел, как спина Квинтина окаменела, но тот не повернулся к старику. — Ты сказал, что исполнил свой долг перед Блэкхорн-Хиллом так же, как и я. Означает ли это, что ты считаешь, что Джеймс тоже ублюдок? Что вы на это скажите, мадам?

Мадлен прижала к себе сына и смело встретилась с его взглядом.

— Я уже говорила вам, когда забеременела, что это ребенок Квинта. Вы оба можете думать все, что вам заблагорассудится, — и черт с вами со всеми! — Ода повернулась и пошла по коридору, не оглянувшись.

Поднявшись на второй этаж, она услышала стук копыт отъезжающей лошади Квинтина. Мадлен позвала двух слуг-мальчишек и послала их отвести мистера Роберта в постель после того, как он напьется. Только выражение безусловной любви в маленьких глазах Джеймса, тепло его тельца в ее руках удерживали ее в здравом рассудке.

— Я буду жить для тебя, моя крошка. Твоя жизнь не будет отравлена их ненавистью.

В последующие месяцы Мадлен работала до изнеможения. Блэкхорн-Хилл готовился к предстоящей зиме. Она пыталась как можно меньше думать об отсутствующем муже и горечи их расставания. Управление огромной плантацией помогало ей в этом. Сентябрьские дни стали короче, а часы ее тяжелого труда — длиннее.

Дни были заполнены лечением больных рабов и выслушиванием докладов их надсмотрщиков об уборке товарных и продовольственных культур, выращиваемых, чтобы прокормить сотни душ в Хилле. Она отдавала распоряжения на убой скота, проверяла работу коптильни, наполненной ветчиной и окороками, и заглядывала в бочки, набитые соленой говядиной.

По вечерам Мадлен углублялась в учетные книги, решая, где можно сократить закупки и всевозможные расходы. Битва за гроссбухи с миссис Ошлви была не из легких, но с отсутствием Квинтина и болезнью Роберта даже суровые надсмотрщики отчитывались теперь перед госпожой, так что экономка вынуждена была отдать ей все.

Сидя однажды вечером при свете свечей, Мадлен устало терла глаза и просматривала список закупок одежды и съестных припасов для обитателей большого дома. Там было перечислено несколько пунктов, которые она не вносила, такие, как двадцать рулонов тончайшего, дорогого полотна на простыни и дюжины коробок дорогих специй — имбиря, мускатного ореха и гвоздики. Она сделала пометку обсудить это вопрос с Нел и Делфиной, когда будет время.

В конце сентября до плантации дошли слухи о дальнейших неблагоприятных для роялистов изменениях в войне, и Мадлен забыла о нарушениях в расходных книгах. Великий британский флот под командованием адмирала Грейвса был отогнан к границам Виргинии французским союзником американцев адмиралом де Грассе. Остатки британского непобедимого флота в южном театре военных действий отступили к Нью-Йорку, оставив генерала Корнуоллиса в окружении наступающих французских и американских сил Росамбо и Вашингтона. Даже лихой и жестокий британский драгун Банастр Тарлетон уплыл домой. Мадлен подумала о милиции мятежников, начавшей хозяйничать вокруг Блэкхорн-Хилла, и решила возобновить свои тренировки с тридцатикалиберной егерской винтовкой, которую дал ей Эндрю.