Шрифт:
– Дымшиц к нему никакого отношения не имел. Он при нем не работал.
Сталин много раз со мной говорил: почему вы говорите мне «вы», а не ты? Я тебе буду говорить «ты». Давай за брудершафт! Выпили. Я продолжаю ему говорить «вы». Он говорит: Что же это такое? Выпили за брудершафт, а ты мне говоришь «вы»? Я говорю: А вы Ленину говорили «ты»? Он задумался. Нет, – говорит, – я ему говорил «вы». «А почему?» Не мог. Вот и я, – говорю, – не могу. – «Здорово ты меня посадил!» При людях разговор был.
– А он вам говорил «ты»?
– «Вы» тоже говорил.
– А называли его «товарищ Сталин»?
– Да. Он мне вначале говорил «ты», а потом, когда я ему продолжал говорить «вы», он мне начал говорить «вы». Я ему говорю: «Товарищ Сталин». Он вроде не слушает, я опять ему: «Товарищ Сталин». – Что тебе «товарищ Сталин»? – смеется.
– А где-то было написано, что ты его Кобой звал, – говорит дочь.
– Кобой я его никогда не звал. Ворошилов его звал Кобой иногда. А так ни Молотов, ни я, никто его Кобой не называл.
– Молотов говорил – иногда называл, – говорю я.
– Очень редко. Сталин иногда меня «Лазарь» звал. С Молотовым мы вначале были на «вы», а потом перешли на «ты».
– Я был свидетелем одного вашего телефонного разговора с Молотовым. Я сидел вот так возле Вячеслава Михайловича, а вы ему позвонили на праздник какой-то. И я помню – на «ты».
– Это неверно говорят, будто я с Молотовым был не в дружбе. Вранье это. Мы проводили пленумы ЦК, когда вместе работали секретарями ЦК, очень дружно работали. И всегда, когда я выносил на Оргбюро ЦК предложения, он меня поддерживал. Когда он пришел в Совнарком, а я стал министром путей сообщения, с тех пор ort всегда был на стороне Госплана.
Привожу запись из моего молотовского дневника.
…В отношениях Молотова с Маленковым и Кагановичем соблюдалась прежняя субординация.
– Вы не звонили Маленкову? – спросил я.
– Чего это я буду звонить? Обычно они мне всегда звонили! – ответил Молотов.
…Сегодня, в день 40-летия Победы, позвонил Каганович Молотову. Вот что отвечал ему Вячеслав Михайлович по телефону:
«Лазарь? Здравствуй, здравствуй. И я поздравляю. Как? Я не расслышал. Я очень глухой стал. Я плохо слышу. Да, это я понимаю, конечно. Спасибо. А я тебя поздравляю, потому что это наше общее дело – борьба за нашу армию, за наш народ, который побеждает.
Это необходимо, но дается трудно. Как ты живешь? Как, мол, ты живешь? Неважно. Так и не было никакого ответа? Не было? Это плохо, конечно. Я ведь даже не понимаю, почему. Неожиданно меня вызвали, кончилось благополучно. Но почему тебя не вызвали, я не понимаю. Кто-то тут мешает. А Маленков-то вообще… Я думаю, я боюсь, почему ты на меня за это сердишься? Это так? Не так. Я всегда сочувствовал и сочувствую, чтобы с тобой этот вопрос был решен положительно. Ну счастливо. Спасибо. Я тебе желаю тоже всего лучшего. До свиданья».
– Кагановича не восстановили. Почему непонятно, – говорит Молотов. – В своё время мы много переживали в связи с той борьбой. Мы били правых… (9.05.1985)
– Мы с ним часто спорили. Допустим, распределяем автомашины. Он поддерживал меня, но ведь он Предсовнаркома, надо дать другому, третьему. Я потом был первым заместителем Предсовмина, знаю, что это такое… Я понимаю, что трудно распределять, а я требую для себя побольше. Я был производственником, хозяином. Резервы накапливал. Я резервы держал в руках. На этой почве у нас были споры. Только на этой почве, на деловой. Разве можно считать деловые споры за недружелюбие? Это глупость. У Серго были еще большие споры с Молотовым.
– Молотов рассказывал, как они дрались с Серго. Бухарин мирил их.
– Это он рассказывал? Я удивляюсь, что он рассказывал. У меня не доходило до таких споров…
– А где вы живете? – интересуется Каганович.
– Возле метро «Проспект мира».
– Ближе к Сухаревской, – замечает Каганович. – Квартира трехкомнатная? Живете вместе? Теперь сынам нужна квартира скоро. Вот, между прочим, к вопросам о трудностях. Забывают люди, что у нас молодое поколение растет. Получили муж и жена трехкомнатную квартиру,
через двадцать лет вырос сын, женился, привел жену. Куда деваться?
Ваш Союз писателей РСФСР помещается в бывшем управлении геологии. Там Губкин работал. Я как бывший наркомтяжпром приезжал туда, в управление геологии. Скажите Михалкову, что он сидит в кабинете Губкина, куда Каганович как наркомтяжпром приезжал…
– Я хочу вас сфотографировать, – говорю Лазарю Моисеевичу.
– Надо было до разговора…
Я все-таки сделал несколько снимков, хоть Каганович говорил, что неважно себя чувствует, но основная причина, по-моему, заключалась в том, что он был в домашнем халате.