Разумеется, Вишес не собирался возвращаться в лес этой ночью. Остатки зла, что задержались в его теле, делали его слабым. Более того, видение Бутча, истощенного и практически мертвого, затронуло что-то внутри него. Было ощущение, что какая-то его часть слетела с катушек, что своеобразный внутренний «аварийный люк» приоткрылся, и частички его сущности покидали его.

На самом деле, у Ви было такое чувство с тех пор, как видения покинули его. Но сегодняшняя ночь, превратившаяся в фильм ужасов, только ухудшила положение.

Уединение. Ему необходимо побыть одному. Однако он даже думать не мог о возвращении в Яму. Тишина, пустой диван, где все время сидел Бутч, осознание того, что чего-то не хватает, было бы невыносимым.

И Ви пошел в свое тайное место. Принимая форму на 30 этаже, он материализовался на террасе своего пентхауса, на Коммондоре. Ветер завывал, пробираясь сквозь одежду, заставляя его чувствовать хоть что-то, помимо дыры в груди. И это было хорошо.

Ви подошел к краю террасы. Опираясь руками о перила, он смотрел через выступ небоскреба на улицы, машины, людей, толпящихся в фойе. Кто-то садился в такси, заплатив водителю. Так обычно. Так совершенно обычно…

Пока он был здесь, наверху, умирая.

Бутч вряд ли выкарабкается. Омега был внутри него — это единственное объяснение того, что с ним сделали. И хотя зло было извлечено из него, эта инфекция была смертельной, и вред уже был нанесен.

Ви потер свое лицо. Что, черт возьми, он будет делать без этого хитрожопого, саркастичного, сосущего скотч сукиного сына? Грубый ублюдок, каким-то образом, сгладил шероховатости жизни, вероятно, потому, что был колючий, как наждачная бумага — постоянное трение не в том направлении делало все более гладким.

Ви отвернулся от трехсотфутовой пропасти над тротуаром. Подойдя к двери, он достал из кармана золотой ключ и вставил его в замок. Этот пентхаус был его личным пространством, для личных… пристрастий. И запах женщины, которая была с ним прошлой ночью, все еще чувствовался в темноте.

Черные свечи зажглись силой его мысли. Стены, потолок и пол были черными, их насыщенная пустота поглощала свет, засасывая его, поедая. Единственным предметом мебели была кровать королевских размеров, покрытая черными атласными простынями. Но он не проводил много времени на матрасе.

Тем, на что он опирался, была стойка. Стойка с тяжелой столешницей и ограничителями. Также он использовал вещи, висевшие рядом: кожаные ремни, длинные розги, кляпы-шарики, воротники, шипы, кнуты и все время маски. Он должен был иметь анонимных женщин. Должен был закрывать их лица, когда связывал их тела. Он не хотел знать их как нечто большее, чем оборудование для своих развратных тренировок.

Черт, он был извращен в сексе и знал об этом. Но испытав множество вещей, он наконец-то нашел то, что ему подходило. И к счастью, существовали женщины, которым нравилось то, что он делал с ними, которые жаждали этого, как жаждал он освобождения, что получал, овладевая ими в одиночку или в паре.

За исключением… сегодня, глядя на свое оборудование, Ви чувствовал себя грязным из-за собственных извращений. Возможно, из-за того, что он никогда не приходил сюда, пока не был готов использовать то, что имел. Поэтому ему не приходилось оглядывать это место незамутненным взглядом.

Звонок мобильного телефона заставил его вздрогнуть. Как только он взглянул на номер, сразу оцепенел. Хэйверс.

— Он мертв?

Голос Хэйверса был профессиональным — деликатный доктор. Это было намеком на то, что Бутч висел на паутинной нитке.

— Он закодирован, сир. Он вытащил капельницу, и показатели ухудшились. Мы вернули его, но я не знаю, сколько еще он протянет.

— Ты сможешь удержать его?

— Да, но я хочу, чтобы вы были готовы. Он всего лишь человек.

— Нет, он не…

— О… конечно, сир, но я не это имел в виду.

— Черт. Слушай, я возвращаюсь. Я хочу быть с ним.

— Я бы предпочел, чтобы вы не возвращались. Он взволнован, когда кто-нибудь находится в комнате, а это не делает ситуацию легче. В данный момент его состояние стабильно. Я сделал его комфортным, насколько это возможно.

— Я не хочу, чтобы он умирал один.

Повисла пауза.

— Сир, мы все умираем в одиночестве. Даже если вы будете в комнате с ним, он все равно отправится в Забвение… один. Он должен быть спокойным, чтобы его тело решило, собирается ли оно возродиться. Мы делаем для него все возможное.

Ви закрыл глаза рукой. Слабым голосом, который он сам не узнал, он ответил:

— Я не хочу… Я не хочу потерять его. Я ох… да, не знаю, что буду делать если он… — Ви откашлялся. — Твою мать.

— Я позабочусь о нем, как о себе. Дайте ему один день на попытку стабилизироваться.