Мунлайт проворно выдернул из пальцев перетянутые бумажной лентой банкноты. Глаза его сатанински блеснули в полумраке, а быть может, это отразился огонек разгорающейся стараниями Змея печки.

Рядом мгновенно возник бородатый.

— Слышь, хаосит, не дури, а? Нам завтра в дорогу.

— Сэр, я взрослый мальчик, — отозвался Мунлайт, — не люби мозги. Сам все знаю.

Седой раздербанил пачку. Половину сунул Змею, остальные деньги убрал ловким движением. Затем в руке сталкера возник невесть как пронесенный через охрану пистолет.

— Держи, — протянул он бородатому ствол. — Вам тут особо ничего не грозит, но так… на всякий случай. Хотя бэпэшка, конечно, не «калаш».

— ПБ, — рефлекторно поправил стоящий рядом старлей, прикусил язык, но поздно.

— Лопата, — напомнил Мунлайт. — Совковая, штыковая, зачистная, хлебная, мусорный совок… выбирай.

Карташов сердито поглядел на седого и завалился на койку. Ничего не хотелось. Все надоело. Вся эта Зона с ее завихрениями. Все эти сталкеры безбашенные. Все эти непонятки.

— Все не пропей, — попросил бородатый.

— Утром увидимся, — ухмыльнулся седой и вышел.

Хлопнула дверь. Где-то далеко, в другой задверной реальности, протопали по лестнице шаги. Совсем издалека донесся наигранно бодрый голос: «Всем по сто!».

В комнате было тихо. Только потрескивала сухими поленьями разгорающаяся буржуйка и сопел бородатый Змей.

Скрипнуло. Карташов приподнялся на локте и поглядел в почти утонувшую во мраке комнатенку. Бородатый прикрыл окно и стоял, размышляя не то о судьбе человечества, не то о спальнике, который ждал под койкой.

— Зря ты ему деньги дал, — сказал тихо.

— А что такое? — сердито буркнул старлей. — Что происходит вообще?

— Ничего, — качнул усталой головой, словно конь, бородатый. — Свои дела. Просто зря, и все.

Сергей не ответил. К черту этих полоумных. У них тут от радиации крыши текут, а он переживать из-за этого должен? Хрен на руль. Завтра сдаст их Хворостину, и все. А дальше, если все пойдет как задумано, вся эта дурь прекратит свое существование. Сумасшедших надо держать в психушке или отстреливать, в этом старший лейтенант был уверен. А неизлечимых сумасшедших надо просто стрелять, как бешеных собак.

Карташов закрыл глаза и задремал.

Проснулся он от гитарного перебора и пьяного голоса Мунлайта.

Старлей открыл глаза. В комнатушке все было так же. Потрескивала печурка, горел огонек. Змей все так же стоял у окна. Только на полу раскинулся смятый спальник, а бородатый избавился от ботинок и портупеи. И смотрел он теперь не на Карташова, а за окно, где нестройно бренчала плохая гитара и в хламиду пьяный сталкер орал дурным фальцетом:

Змей отвернулся от окна и споткнулся о взгляд Карташова.

— Ты чего не спишь, Сберкнижка?

— Уснёшь тут, — недовольно буркнул Сергей. — Где только гитару взял.

— А что тебя удивляет? — не понял бородатый. — Здесь тоже люди живут. А человек всегда тащит за собой все свои привычки. Все, что составляет его жизнь. Плохое, хорошее — не важно.

Змей замолчал и снова посмотрел за окно. В мутном стекле отсвечивал огонек буржуйки и размытый профиль бородатого, похожего на Деда Мороза сталкера. А дальше была тьма уже потусторонняя, в которой редко блестели звезды.

— Небо ясное, — тихо заметил Змей.

— И что? — не понял Карташов.

— Редко в Зоне чистое небо увидишь, — тихо добавил сталкер и снова замолчал.

— надрывался Мунлайт за окном, —

Змей отошел от окна и присел к печке. Приоткрыл створку, поворошил угли и осторожно подкинул пару поленьев. Огонь жадно набросился на свежее дерево, словно его год не кормили.

Сталкер прикрыл заслонку и вернулся в спальник.

— Fuck off and die! — неслось из-за окна.

Вжикнула молния. Карташов отвернулся к стене.

— Раньше он другие песни пел, — словно оправдываясь за друга, сказал зачем-то бородатый.

Старлей не ответил. Ему-то какое дело до всего этого балагана?