— Так поступил Джон Рэскин со своей девушкой Шарлоттой Уилкс, — сказал Дугал, — что выявилось в результате моих изысканий. Но мы с вами не скажем сейчас друг другу последнее прости на этом самом месте. Отнюдь. Я подвезу вас до дома в такси, потому что вы самая качественная контролерочка из всех, какие мне попадались.

— Уж что в тебе есть, так то есть, — сказала она. — Что-то такое особенное. Если б я точно не знала, что ты шотландец, поклялась бы, что ирландец. Моя мать ирландка.

Она сказала, что не надо ехать в такси до ее дома, потому что ее мать не любит, когда она разъезжает с мужчинами в такси. Они доехали по набережной канала до Брикстонского шлюза.

— На будущей неделе я ухожу с «Мидоуз, Мид», — сказала Элен. — С понедельника начну работать у Дровера и Уиллиса. Это тебе не шуточки.

— Я видел, что Дровер и Уиллис расширяют дело, — сказал Дугал, — они давали объявления.

Они прошли еще немного вдоль канала, глядя на тихую воду.

Мистер Друс смущенно сказал:

— Я чувствую, я просто вынужден упомянуть тот факт, что за шесть недель вашей работы у нас число прогулов возросло. А именно — на восемь процентов. Не то чтобы я имел претензии. Я их не имею. И Рим не сразу строился. Я просто упоминаю тот факт, о котором твердят кадровики. Уидин вообще забавный парень. Как вы находите Уидина?

— Совершенно, — сказал Дугал, — лишен кругозора. Это его роковой недостаток. В остальном вполне нормален. — Говоря это, он как бы взвалил на плечи все бремя абсолютного знания и мирового опыта.

Мистер Друс отвел взгляд, потом снова посмотрел на Дугала, потом снова отвел взгляд.

— Кругозора, — сказал мистер Друс.

— Кругозора, — сказал Дугал и превратился в исповедника, который склоняется и вкрадчиво шепчет совет сквозь решетку. — Кругозор — это первый признак нормальности.

— Нормальности, — сказал мистер Друс.

Дугал закрыл глаза, и его большой рот медленно растянулся в улыбке. Дугал дважды неторопливо кивнул, намекая, что для него в мире нет тайн.

Мистер Друс поневоле признался:

— Иной раз случается, знаете, что я сомневаюсь даже и в своей нормальности. — Потом он рассмеялся и сказал: — Можете себе представить, и это говорит вам управляющий фирмы «Мидоуз, Мид и Грайндли».

Дугал открыл глаза.

— Мистер Друс, вы не так счастливы, как следовало бы.

— Да, — сказал мистер Друс, — я не так счастлив. Миссис Друс, скажу конфиденциально...

— Разумеется, — сказал Дугал.

— Миссис Друс не является моей супругой в собственном смысле слова.

Дугал кивнул.

— Мы с миссис Друс не имеем общих интересов. Когда мы тридцать два года назад поженились, я был простым коммивояжером по сбыту вискозного шелка. Да, это были тяжелые времена. Но я не остановился на достигнутом. — Мистер Друс умоляюще посмотрел на Дугала. — Я продвигался и не остановился на достигнутом.

Дугал стыдливо поджал губы и кивнул: теперь он был судьей, который не торопился с выводами по делу о разводе.

— Нельзя продвигаться, — взмолился мистер Друс, — не имея твердости характера.

— Нельзя продвигаться, — сказал мистер Друс, — если нет моральной устойчивости. А самое страшное — это ограниченность. Вот что самое страшное.

Дугал безмолвствовал.

— Нужна широта взгляда, — запротестовал Друс — В нашей жизни иначе нельзя. — Он облокотился на стул и приложил ладонь ко лбу. Затем оперся подбородком на руку и продолжал: — Миссис Друс не обладает широтой взгляда. Она обладает узостью взгляда.

Дугал уперся локтями в подлокотники и положил подбородок на сплетенные пальцы.

— Я полагаю, что тут имеет место типичный случай несходства характеров, — сказал Дугал. — Я полагаю, — сказал он, — что у вас, мистер Друс, глубокая и чувствительная натура.

— Вы так полагаете? — спросил мистер Друс у психоаналитика.

— А чтобы разгадать чувствительную натуру, — сказал Дугал, — требуется психологическое чутье.

— Моя жена, — сказал Друс, — ...да, в нашу жизнь закралась ложь. Мы даже ни о чем не разговариваем. Мы не разговариваем уже почти пять лет. Однажды — это было в воскресенье — мы сидели за завтраком. И я непринужденно беседовал, вполне обычно, знаете, так непринужденно. И вдруг она сказала: «Кря-кря». Она сказала: «Кря-кря». Она сказала: «Кря-кря», и сделала ладонью вот так, — мистер Друс раскрыл ладонь и показал, как утка хлопает клювом.

Дугал тоже сложил пальцы в утиный клюв и показал, как крякает утка.

— Кря-кря, — сказал Дугал. — Вот так?

Мистер Друс уронил руку на стол.

— Да, вот так, и она сказала: «От тебя только это и слышно: кря-кря».

— Кря, — сказал Дугал, изображая ладонью утиный клюв, — кря.

— И она, моя жена, сказала это мне, — сказал мистер Друс. — Она сказала: «От тебя, кроме кряканья, ничего не услышишь». Да, и с этого дня я рта не раскрыл в ее присутствии. Я не могу, Дугал, это уже чистая психология, я просто не могу — ничего, что я называю вас Дугалом?