Мы больше ни о чем не говорили, просто сидели на веранде. Я заметил, что дон Хуан засыпает. Он пару раз клюнул носом, затем просто вытянул ноги, лег на пол, подложил руки под голову и заснул. Я встал и пошел за дом, где сжег избыток энергии, очистив двор от мусора. Когда-то дон Хуан вскользь заметил, что неплохо бы убрать мусор за домом.

Позже, когда он проснулся и пришел на задний двор, я был уже более расслаблен.

Мы сели есть, и за едой он раза три спросил меня, как я себя чувствую. Поскольку это было редкостью, я наконец не выдержал:

— Почему тебя так волнует мое самочувствие, дон Хуан? Ты ожидаешь, что я буду плохо себя чувствовать после питья?

Он засмеялся и стал еще больше похож на зловредного мальчишку, который подстроил какой-то подвох и про себя ждет не дождется, когда он сработает. Со смехом он сказал:

— Да нет, не очень-то ты похож на больного. Недавно ты даже нагрубил мне.

— Ничего подобного, — возмутился я. — Я вообще не помню этого.

Я возмутился совершенно искренне, потому что в самом деле не помнил, когда даже раздражался на него.

— Ну вот, ты уже ее защищаешь, — сказал он.

— Кого это?

— «Траву дьявола», кого же еще. Ты говоришь как влюбленный.

Я хотел запротестовать еще более яростно, но остановился.

— Я действительно не осознавал, что защищаю ее.

— Ясное дело. Ты даже не помнишь того, что говорил, верно?

— Нет, не помню. Должен признать.

— Вот такая она и есть — «трава дьявола». Она подкрадывается к тебе как женщина, а ты ничего не замечаешь. Ты весь поглощен только тем, что благодаря ей чувствуешь себя прекрасно и полон сил: мышцы налиты энергией, кулаки чешутся, подошвы горят желанием кого-нибудь растоптать. Когда человек становится с нею близок, его действительно переполняют неистовые желания. Мой бенефактор говорил, что «трава дьявола» удерживает тех, которые хотят силы, и избавляется от тех, кто не умеет совладать с нею. Однако в те времена сила была более обычна; ее искали куда более жадно. Мой бенефактор был могущественным человеком, а его бенефактор был, по его словам, еще более одержим преследованием силы. Но в те дни имело смысл быть могущественным.

— Ты думаешь, что в наши дни нет смысла в силе?

— Сила — это как раз то, что тебе сейчас нужно. Ты молод; ты не индеец: стало быть, «трава дьявола», возможно, будет полезной в твоих руках. Да и тебе самому она как будто по вкусу. Ты буквально чувствуешь, как она наполняет тебя силой. Все это я испытал на себе. И все же она не нравилась мне.

— Можно узнать почему, дон Хуан?

— Не нравится мне ее сила! От нее более нет пользы. В те времена, о которых мне рассказывал бенефактор, в самом деле имело смысл ее искать. Люди совершали неслыханные дела, их почитали за их силу, боялись и уважали за их знание. От бенефактора я слышал о делах поистине невероятных, которые случались в старину. Но теперь мы, индейцы, больше не ищем силу. В наше время индейцы используют «траву дьявола» разве что для притираний. Листья и цветы идут вообще неизвестно на что. Говорят, к примеру, они прекрасное средство от нарывов. Ее же силы они больше не ищут — той самой силы, которая действует как магнит, тем более мощный и опасный в обращении, чем глубже ее корень уходит в землю. Когда доходишь до глубины в четыре ярда — а говорят, такое случалось, — то находишь основание и источник силы неисчерпаемой, бесконечной. Очень немногим это удавалось в прошлом, сегодня — никому. Видишь ли, сила «травы дьявола» больше не нужна нам, индейцам. Незаметно мы потеряли к ней интерес, и теперь сила больше не имеет значения. Я и сам не ищу ее, но когда-то, когда я был молод как ты, я тоже чувствовал, как меня от нее просто распирает. Я чувствовал себя как ты сегодня, только в пятьсот раз сильнее. Ударом руки я убил человека. Я мог швырять валуны, огромные валуны, которые двадцать человек не могли сдвинуть с места. Однажды я подпрыгнул так высоко, что сорвал верхние листья с верхушек самых высоких деревьев. Но все это было ни к чему! Разве что на индейцев страх наводить. Только на индейцев. Остальные, которые ничего про это не знали, отказывались верить. Они видели только сумасшедшего индейца или как что-то скачет по верхушкам деревьев.

Мы долго молчали. Нужно было что-то ему сказать.

— Было совсем иначе, когда в мире еще были люди, — заговорил он, — люди, которые знали, что человек может превратиться в горного льва или птицу, или просто летать. Так что я больше не пользуюсь «травой дьявола». Зачем? Чтобы пугать индейцев? («Para que? Para anustar a los indios?»)

И я увидел его печаль, и почувствовал глубокое сочувствие. Мне хотелось что-нибудь сказать ему, пусть даже банальность.

— Может быть, дон Хуан, это участь всех, кто хочет знать.

— Может быть, — тихо сказал он.

Подъехав к дому дона Хуана, я не увидел его на веранде. Это было странно. Я громко кликнул его, и из дому вышла его невестка.

— Он внутри, — сказала она.

Оказалось, что две-три недели назад он вывихнул лодыжку. Он сам сделал себе гипсовую повязку, пропитав полосы из тряпок в кашице, изготовленной из кактусов и толченой кости. Материя, туго обернутая вокруг щиколотки, высохнув, превратилась в легкий и гладкий панцирь. Повязка получилась твердой как гипсовая, но гораздо удобнее и не такая громоздкая.

— Как это произошло? — спросил я.

Ответила его невестка, мексиканка из Юкатана, которая за ним ухаживала:

— Да просто случайность. Он упал и чуть не сломал себе ногу.

Дон Хуан засмеялся, затем подождал, пока она ушла, и сказал:

— Случайность, как бы не так! У меня есть враг поблизости. Женщина, зовут Ла Каталина. В момент моей слабости она меня толкнула. Я и упал.

— Зачем это ей понадобилось?

— Убить меня хотела, вот и все.

— Она была здесь с тобой?

— Да!

— Зачем же ты ей позволил войти?

— Ничего я ей не позволял. Она сама влетела.

— Как это?

— Она — черный дрозд. И надо признать, у нее это здорово получается. Она застала меня врасплох.

— Она уже давно и не раз пыталась со мной покончить. И на этот раз едва не получилось.

— Ты сказал, она — черный дрозд? То есть она что птица?

— Опять ты со своими вопросами. Она — черный дрозд! Точно так же, как я — ворона. Кто я — человек или птица? Я — человек, который знает, как становиться птицей. Касательно же Ла Каталины, она дьявольская ведьма. Ее намерение убить меня настолько сильно, что все труднее от нее отбиваться. Птица ворвалась прямо в дом, и я ничего не мог поделать.